– Так разогнали же? – тихонько охнули в дверях.
– А коли снова заявятся, да числом большим? Загрызть ведь могут с голоду…
На этих словах все смолкли и задумались. Крысы – страшная напасть: не всякий яд их берет; зубы у них крепкие, легко камень прогрызают; а с голоду и правда зверье лютым становилось – таким лютым, что человека стаей в сто хвостов за пять минут живьем съедали.
– Вот что я скажу, – начал кузнец. – Дом Настасьи рядом с моим, я один из первых к ней на выручку и побежал. Мы когда лихо серое гнали, увидел я замок на земле от погреба хозяйского… А рядом с замком спица ржавая воровская лежала. Видать, обронил ее лиходей, что погреб вскрывал!
– Ворье, говоришь? – задумался Степан.
– И Настасья-то сама к погребу пошла потому, что дверь настежь открытая была, – раздалось из-за дверей. – Я сам видел!
– А сама она где?
– Да над пустым погребом горюет. Говорит, мол, там бураков было пудов пять, хотя на самом деле всего два – и те гнилые…
– Люди! Да нешто можно так клеветать на бедную хозяйку! – завопила бабка Настасья и влетела в харчевню. – Все семь пудов бураков сожрали крысюки голодные-э-э… А я их берегла до времен страшных! И вот настали те времена, а запасы-то – тю-тю!!!
– Не надрывай глотку, старая, – тихо осекла ее Аксинья. – Не мешай думать, как других от этой напасти спасти. Или хочешь, чтобы всё село с голоду передохло?
– Да нешто я… да про меня?… Да вот так без сраму?!… Да я там дурь-травы из погреба цельну горку вымела!!! Уж не ты ли, голуба, мне ею погреб осыпала?! Позавидовала моему богатству, да?!! Да я…
– Кто-то взломал замок и приманил в погреб крыс… Зачем? – У Степана Захаровича начала болеть голова. Он и в самом деле не понимал, зачем кому-то лазить в Настасьины закрома, если там ничего нет, кроме прогнивших припасов в полпуда. Это он прекрасно знал, ибо сам помогал бабке заготавливать запасы на зиму. Да и для всего села не было тайной, что у бабки сырой погреб.
– Из деревенских никто с замками возиться так бы не стал, – перекрикивая гневную старушку, подхватил кузнец. – Кувалдой оно и проще, и времени меньше занимает.
– Стало быть, не наши, – покачала головой одна из баб. – А токма крыс зачем приманил ирод этый?
Собрание закончилось ничем. Обсуждали еще двух девиц, что из леса седые да заикающиеся возвернулись. Толком рассказать они ничего не смогли, да и не стали, быстро добро в короба напихали разного да обратно в лес унеслись. Остановить их пытались и родичи, и соседи, и голова лично, да девкам всё равно было. Отец Евпатий по окончанию собрания всех перекрестил, каждому наказал молиться и ждать светлых дум Степана Захаровича. Лекарь, как и обещал, отправился к дому головы.
В доме старосты царила тишина. Марьяна Филипповна, жена головы, тихонько сидела у печи, пуская горькие слезы. Женщиной она была кроткой и