Журналисты располагались на фоне самых эффектных экспозиций, чтобы отснять свой репортаж, и, конечно же, все старались взять интервью у почётных гостей и руководства комплекса.
– Теперь мы будем тут стоять, пока не отморозим себе руки, – один из многочисленных студентов в очереди на вход в новый музей в день его открытия то и дело высказывал недовольство происходящим.
– Да ладно, всё же лучше, чем на парах сидеть, – это ответил его знакомый, который был рад прогулять целый день занятий, даже если ради этого придётся отстоять на ноябрьском морозе и потом часа два слоняться по новому музею.
– Да какая разница, что на парах чушь несут, что тут эту чушь реконструируют и предъявляют людям, – Дэвид был более выспавшийся, чем два дня назад, когда он вызвал на себя гнев профессора.
– Т.е. ты хочешь сказать, что скелет мамонта – чушь, и его не было на самом деле? – возразил кто-то из сокурсников рядом.
– Нет, мамонт, стоящий посреди озера в ожидании ледникового периода – вот это чушь, – Дэвид махнул рукой, как бы показывая, что это очень длинная давно избитая тема, и ему не хочется сейчас поднимать её по сотому кругу.
– Знаешь, Дэвид, – студент наклонился к другу, чтобы была возможность сказать тихо, – профессор прав, ты нигилист. Ты отрицаешь любую теорию, не важно, какую, лишь бы отрицать. И считаешь это признаком ума, а на самом деле, это признак подросткового максимализма.
– Знаешь, – Дэвид так же наклонил голову к другу, чтобы говорить на той же громкости, – Земля на самом деле плоская, а звёзды – это точки на сфере вокруг нас, а все, кто утверждает обратное – нигилисты и подростки.
– Как всегда передёргиваешь. Земля – звёзды – это очевидные вещи, которые вычисляются простым наблюдением, и если уж до этого додумались чёрт знает, когда, то сейчас, с нашими технологиями, уж смогли бы понять, как подохли долбаные мамонты.
Дэвид не хотел продолжать этот бессмысленный диалог. Вообще он, судя по всему, был единственный не рад этой экскурсии. Что-то пугало его в этом здании.