Шок и адреналин не позволял мыслить здраво, так что она практически не чувствовала тела, хоть и видела на мужских, морщинистых руках собственную кровь.
– Через десять километров смените машину,– проговорил водитель, лица которого Ева так и не увидела.
– Хорошо, Валер, – выпустил её из своих рук Руслан Евгеньевич, чтобы опуститься за лежащей на полу бутылкой. – Попей девочка. Тебе нужно успокоиться и запомнить всё, что я тебе сейчас расскажу. Поняла?
Ничего не отвечая, Ева тут же присосалась к горлышку, глотая воду, будто от этого зависела вся её жизнь.
– Сейчас я отвезу тебя на съемную квартиру. Там ты должна будешь затаиться на несколько недель. Новые документы, деньги и все необходимые вещи уже там. Ни с кем не связывайся и никому не говори куда едешь. Даже мне. Поняла?
– Д-да.
– Я сегодня же возвращаюсь обратно в Москву, так что больше ничем тебе не помогу. Останусь на дольше, и Аббас с меня кожу сдерёт.
Ева слушала Руслана Евгеньевича, пока их авто гнало по ночной дороге, боясь упустить хотя бы одно его слово. Пока воспалённое воображение всё ярче и ярче вырисовывало картинки её участи в лапах сводного брата.
Его лицо и нечеловеческий блеск в глазах.
Его ехидную улыбку и звериный оскал.
Волоски на теле стали дыбом, а в ушах раздался пронзительный звон, вызывая приступ паранойи.
И пусть на съёмную квартиру они прибыли под утро, а Ева так и не смогла сомкнуть глаз. Всё ходила взад и вперёд, выглядывая в окно в ожидании, когда же под её дом подъедут люди Гаджиева.
Она не сомневалось в том, что они всё равно её найдут. Сейчас это казалось всего лишь вопросом времени.
Аббас всегда умудрялся её выследить. Пойти последу, будто шакал и, в конечном счете, вернуть обратно в своё логово.
Очень хотелось есть, но в горло не лезло ничего кроме воды.
Интересно сколько раз Ева уже подходила к дверям, проверяя, хорошо ли та заперта? Пять или десять? Она чувствовала краткие вспышки облегчения, а потом снова сходила с ума от паники.
Уснуть же у неё получилось ближе к вечеру. Когда тело уже не могло противиться откровенной усталости.
И даже тогда она продолжала вздрагивать и осматриваться по сторонам, видя в углах комнаты чужие тени.
Жестокость сводного брака окончательно поломала Еву. А ведь ещё тогда. В самом начале ей казалось, что это всего лишь игра. Капризы избалованного мажора.
Но теперь-то она понимает, что Аббас просто больной! Ведь ни один нормальный мужчина не посмел бы себе подобного обращения с женщиной.
Не стал бы ломать. Давить. Принуждать. Запугивать.
И наплевать в религии дело или в семейных традициях.
Аббас уже давно мог просто выкинуть её. Вышвырнуть из своего дома, и она бы даже не пикнула. Просто взяла то с чем осталась и ушла восвояси.
Но нет.
Разве он мог так поступить? Разве мог отпустить женщину которую нельзя трахнуть из-за нежелания очернять себя её телом?
Нет.