– Бросай к черту железо!
– Нас всех перебьют!
– В воду! Прыгай в воду!..
Положение второй роты было немногим лучше, пока был жив командир роты Курдюк, пока он пытался управлять боем. Близкая река давала укрытия в камнях, к которым они смогли прорваться, вжаться в щели, отстреливаться. Потом ротного не стало, как не стало и всех, кто шел впереди, а оставшиеся в живых солдаты, почти все поголовно раненые, полной мерой в течение долгих часов испили чашу страха, чашу ожидания своей гибели. Люди в черной униформе, лицами больше походившие на европейцев, чем на афганцев, почувствовали, что сопротивления не стало, и спустились в долину, чтобы снять на видео результат своей работы, взять военный трофей и добить тех, кто еще цеплялся за жизнь.
Бой, то затухая, то обостряясь, длился до самого вечера. Батальон был обречен. Он медленно погибал, до последнего не оставляя самой ничтожной надежды на спасение. Оставшиеся в живых ждали помощи, но поддержать их и спасти никто не пришел. Где-то в горах, в соседнем квадрате, реализовывал ложные разведданные второй батальон, шла по снежному гребню пятая рота, отыскавшая наконец своего командира. Ждала указаний разведывательная рота. Ждали команды на открытие огня два артиллерийских дивизиона. В полной готовности к выходу ждала команду бронегруппа первого батальона. Чего-то ждал и командир полка, несколько часов не пытавшийся помочь гибнущему батальону. Никто из командования не подумал несколькими бортами перебросить резервы на господствующие высоты в районе Малимы и Пизгарана. Вокруг, везде, всюду – только враги, и этих врагов оказалось много, достаточно, для того чтобы к заходу солнца все закончилось.
Помощь пришла слишком поздно, когда изменить что-то было уже нельзя. Разведчиков, а с ними и бронегруппу, двинувшихся в ущелье, встретили плотным огнем еще на подходе к месту боя, две машины подорвались на минах, и они увязли в своем бою, так и не сумев ничего изменить, – гребни ближних хребтов находились у «духов». Судя по всему, противник хорошо подготовился к засаде и выжал эту ситуацию до конца. В сумерках, когда наконец стих безжалостный кровавый пир, разведрота приблизилась к расстрелянной долине. Повсюду в неестественных и жутких позах лежали истыканные пулями и осколками тела людей. У многих мертвых глаза были открыты – они умерли быстро, и в этих глазах, в стекле невидящих зрачков, замер последний самый главный вопрос, самое искреннее удивление, словно на пороге парадоксального открытия. Как же вы до сих пор не поняли? Это же так просто, это же сама истина… Жить – это больно…
Еще не свернулась