Я должна была выслушать то, что скажет Пашка. Но как только представляла оторванные губы, слышала звоночек в мозгу, вызывающий толкательный эффект, из-за которого мой мисо-суп, съеденный в обед, стремительно подкатывал к горлу.
Выходило что-то странное. Я не знала, чего хочу больше: услышать, что скажет Пашка, или забрызгаться кровью. Мне никогда в жизни не было так тяжело, как сейчас.
– Я тебя люблю, Пашка!
Но в ответ слышу только:
– Гм! М-м-м-ма! Хы-ы-ыха-а! М-м-м-мы!
Я говорю, что меня тоже надо любить.
Потом я спросила, не было ли при себе у насильника острых и ядовитых предметов и не оставлял ли он в комнате жучок.
С нижних этажей доносились звуки ругани и бьющейся посуды.
– Вот что бывает, – говорю я, – когда заканчивается любовь. Я бы ни за что не кричала на тебя, если бы ты слушался.
Пашкины глаза делают соглашающийся кивок, но одновременно они словно хотят прогнать меня отсюда.
Я оставила его в комнате, а сама прошла на кухню. Там я достала большую сковородку, налила кокосового масла и разожгла конфорку.
Через несколько секунд раскалённое масло затрещало. Я хотела, чтобы до Пашки доносился звук готовящейся еды, и подлила ещё немного масла. Треск поднялся оглушительный. Я открыла дверцу холодильника, вытащила две длинные молочные сосиски с сырной начинкой. Очистив от нежной тонкой плёнки, я уложила их на раскалённую, трещащую сковороду. Масло зашипело, обрабатывая розовую кожицу. Жирные капли умудрялись стрелять до потолка и несколько раз обжечь мне руку. Огненные плевки.
Для того чтобы сосиски хорошо прожарились, следует ждать четыре минуты.
Я сняла сковородку с плиты и поставила на деревянную, моментально почерневшую подставку для чайника.
– Я принесла тебе еды. Помнишь, я всегда варила веганское дерьмо, безвкусные каши, пропаренные репы, кислые овощи, рагу, похожее на блевотину? Но сегодня я сделала исключение в виде этого, – я приподняла сковороду так, чтобы обе красавицы-сосиски подкатились к бортику, а масло капнуло на одеяло возле Пашкиной ноги. – Разрежу на кусочки или проглотишь целиком?
Его глаза, они будто вместо рта выделяли обильную слюну. Он наблюдал за блеском соевой кожицы. Он с жадностью смотрел на аппетитные дырочки, из которых сочился светло-жёлтый плавленый сыр.
– Я сниму первую пробу, – и, получив привычное молчание в ответ, беру одну сосиску двумя пальцами и надкусываю. Сок прыснул Пашке на грудь, оставив на голубой майке мелкие жирные капельки.
Пашка старался перевести взгляд с меня на окно, но, когда он это делал, я брала сковородку и шла к окну. Когда переводил на дверь, я направлялась к ней.
Потом Пашка закрыл глаза. Попытка сыграть потерявшего интерес мальчика прошла крайне неудачно.
Я стала громко откусывать сосиску со обеих сторон, причмокивая и издавая звук: Мням-мням-мням!
Подсев поближе, я сказала, что как только доем, сразу освобожу ему рот, чтобы накормить