– Я прошу, – едва слышно заговорила я, не узнавая собственный голос. – Я прошу, Игорь, не называй это имя…
– Ле… – попытался он снова, обратившись в мою сторону и накрывая ладонью мои тонкие пальцы.
– Не называй! – прервала я все скопом его попытки. – Его нет больше. Ее больше нет…
И барабанящий дождь, как факт подтверждения. Глаза они ведь красноречивее слов. Так было. Так и осталось. Это, пожалуй, единственное, что осталось неизменным. Как и неизбежный приход осени. Я слишком чувствительна стала к осени, особенно, если она начиналась внезапно.
Пять лет назад осень началась резко и сразу. Я как сейчас помню этот период. С первых чисел сентября улицы уже заливал холодный дождь, и всюду веяло промозглостью и простудой. Лишь ближе к середине октября погода вдруг стала удивлять солнечными деньками. Хотя какое значение имеет погода, если за один пресловутый месяц меняешь не то, чтобы страны, – континенты. Если успеваешь проживать не то, чтобы время, – события, и воспринимаешь климатические капризы не больше, чем декорации.
Декорации «made in Italy» импонировали мне больше всего. Особенно, когда солнце окончательно садилось за горизонт. Когда густые багряные тени спускались на горы, и одна или две маленькие звездочки слабо блестели где-то на западе. В такие моменты крепкая мужская рука на тонюсенькой талии и трепетный поцелуй в висок куда более покровительственны, нежели погодные выходки в этой извечной человеческой гонке за комфортной средой обитания. Среда имеет свойство неминуемо превращаться в четверг, как известно, а для гонок давно изобретены надлежащие тому устройства.
«Устройство» призвано урчало. Я расслабленно сидела на пассажирском сиденье, сняв легкий шарф и подставив его на вытянутой руке потоку встречного ветра. В предвкушение неминуемого удовольствия я слегка запрокинула голову. Я люблю скорость. Люблю мчаться под рев мотора и гул в ушах, люблю тот сдавливающий холодок в районе солнечного сплетения и невероятную ясность мыслей. Но больше всего я любила это ощущение рядом с ним. Любила…
Игорь внимательно следил в ту ночь за дорогой, направляя машину по извилистой трассе, а я украдкой любовалась в тот момент его профилем. Мы не разговаривали. Молчание давно было для нас – некое подобие сообщничества – выражало согласие, слишком уж глубокое для слов.
Обошлось тогда без слов. С присущей закономерностью случая. И именно в тот момент, когда прогретый двигатель уже почти самостоятельно набирал обороты, а разгоряченное сердце все настойчивее требовало скорости и адреналина, очередной слепой апекс горного серпантина вдруг резко прервался фургоном, перегородившим дорогу. Дальше вспышка, рывок, его крик. Я без всякого страха выпрыгиваю через заблокированную дверь. Точнее, выпадаю вследствие сильного толчка. Скорость машины велика, я неловко вываливаюсь и приземляюсь