Мне тут недавно рассказали, как погиб корабль по имени Титаник. Я слушала молча. Потом мне захотелось эту гибель спеть. Голосом можно сделать все. Все слепить.
Слава Гайдук, браво твоей виолончели, обожаю эту грудастую и бокастую, с томным грудным голосом деревянную даму, я часто глажу ее по толстым бокам, по гладкой деревянной коже, шепнул мне как-то раз: «Ванда, моя Cella – это твой голос». Ну, разве тут может быть сравненье! Разве я стану рядом с Челлой! Челла Славы – это хрусталь, вино, кровь и улыбка. Из нее можно пить и ею можно клясться.
А я? Кто я?
Я слепая только с виду. А так я зрячая. Я зрю все инструменты в оркестре, когда они звучат. Это люди. Вот гобой. Это чернокудрый ангел, но он может убить и предать. Вот валторна. Она не горит в огне. А если сгорит, родится вновь, она Феникс. Вот скрипка, у нее горько улыбаются эфы. Не надо, чтобы играла арфа. Когда звенит арфа, у меня из-под век текут слезы. Они текут могучей рекой, не остановить.
Сурок, зверек, а на самом деле мальчонка Бетховен. Еще слышит все. Еще ходит по пыльным дорогам с золотым сурком в клетке. И поет, поет. Мальчишка поет, как я пою вам, и плачет. Слезы текут, не остановить, он вытирает их пыльным кулаком. А может, это поет гобой в дальнем гулком оркестре, в который вдруг обратились поля и луга?
Бетховен, вот он был не слепой, а глухой. Глухой! Вот ужас кромешный. Для музыканта. Он не слышал, а видел. А я не вижу, а слышу. Что лучше? С чем легче жить? Что легче оплакать?
Нет, я не чувствительна. И веера мне не надо, чтобы обмахиваться. В зале, на концерте, всегда жарко, но я привыкла. Моя зрячая пианистка, моя гордая аккомпаниаторша, четко, как солдат на плацу, идет к роялю, и я слышу стук ее каблуков, они иглами вонзаются мне под кожу. А, кожа, это ведь мое платье. А так я без кожи. Кожа только мешает петь. Надо звучать свободно.
Я злая. Я жесткая и злая. А вы как думали? Пройдя войну? Пройдите войну, и я на вас посмотрю. Чем? Ах, да. Вы думаете, нечем? Смеетесь? Это скерцо. Над ним мой голос. Я пою вас, устыдитесь. Молчите.
Corno inglese
Гобой да качча – предок английского рожка. Охотничий гобой.
Под это гундосое гуденье убивали оленей. Ланей. Кабанов. Медведей.
Значит, это рожок смерти.
Музыка звучит. И не так страшно убивать.
Слепых охотников нет. А слепые музыканты есть.
Грушевидный раструб. Нотация в альтовом ключе. Кантилена. Легато.
Певучесть. Зверя убивают, он кричит. А рожок поет.
(явление пианистки Евы. Ариозо)
Я аккомпанирую этой слепой знаменитости. Я Ева. У меня золотые волосы. Не золотые, а рыжие, смеются все надо мной! У меня куча веснушек на щеках, носу, на шее и даже на груди и на животе. Я царица веснушек. Мне от этого больно. Меня воспитывала мачеха, она била меня. Я желаю ей сейчас смерти. И буду всегда желать. Она нелюдь. Она хотела и из меня сделать чертовку. А получилась пианистка. У меня нет