Возникшая на экране картинка всех поразила. Ремни вокруг тела собаки начали рваться и отскакивать от животного. Нет, это уже была не собака, а нечто другое и непонятное. На глазах изумленных медиков происходили разительные перемены с Марсом. Во-первых, начала сползать шерсть. Она поднималась вверх (вниз?) кабины и парила в невесомости. Морда собаки начала округляться. Вместо собачьего носа появилось нечто похожее на человеческий нос. Передние лапы, также освободившиеся от шерсти, превращались в нормальные человеческие руки. Тело Марса выпрямилось, испуганные глаза приобретали далеко не собачий взгляд, открытый рот был заполнен белыми красивыми зубами. Обнаженный Марс-человек сбросил с себя последние куски сдерживающих ремней, и поплыл в невесомом пространстве ракеты.
Пораженные члены медицинской команды Крюгера хватались за голову и лепетали что-то нечленораздельное. За их спинами раздался звук падающего тела. На полу в обморочном состоянии лежал Крюгер.
ПРОСТИ, ЛЕОНАРДО
Двадцать лет миновало с тех пор, как Эдгар потерял любимую жену Леону. Она умерла при родах, так и не увидев малышку-дочь, появившуюся на свет ценой жизни своей матери. Названная именем матери, повзрослевшая за эти годы и похорошевшая Леона была как две капли воды похожа на свою родительницу. Эдгар боготворил дочь и в своей любви к ней объединял не увядшие пылкие чувства, которые питал к незабвенной супруге. Дочь находилась уже в таком возрасте, когда в любой момент могла покинуть отчий дом и начать новую жизнь в другом доме в качестве молодой хозяйки. Эдгар предчувствовал приближение этого момента и грустил в преддверии скорого расставания с дочерью.
Полное успокоение после двадцати лет, прошедших с того рокового дня, так и не заполнило душу Эдгара. Эти годы были пронизаны желанием забыться, вычеркнуть из памяти происшедшее с его Леоной, вернуться в те далекие дни, когда он только познакомился с зеленоглазой красавицей из Барселоны.
Уже давно Эдгар задумал заказать портрет жены, прообразом и моделью которого могла стать похожая на нее дочь. Несколько эскизов сделали приглашенные художники, в том числе известные профессионалы. Задумчиво обозрев результаты их трудов Эдгар не нашел в них души Леоны. Поверхностное сходство присутствовало, но не было чего-то такого, без чего образ жены был не полным, не настоящим. Ни один из живописцев не сумел достоверно передать неповторимую улыбку Леоны, благоговейную экспрессию ее взгляда.
Вечер клонился к закату. Освещенные зашедшим за горизонт солнцем розовые облака выделялись на темнеющем небе, составляли причудливые картины небесной мозаики, вызывали из руин воспоминаний Эдгара счастливые годы молодости, запечатленный на фотографиях и в памяти образ ушедшей Леоны. Ее, понятная ему и одновременно загадочная, как у Моны Лизы, улыбка вызывала смятение души Эдгара, истязала его