Страшно было? Да не особенно, так, в пределах нормы. Всяких там умопомрачительных ужасов я не испытывал, легкий мандраж был. И потом, в восемнадцать-двадцать лет в свою личную смерть как-то не очень и верится, убивают всегда других. А когда придет твоя смерть, поздно уже будет бояться. Бояться поздно, а вот если сразу не убили, то молиться самый раз. Слыхал я такие крики, обращенные к Господу молитвы, от тяжелораненых, помогают они или нет, не знаю.
Ночью в горах на привал встали. Дураков по ночам в чужих горах бродить нет. Окопались. Отрыл я хорошо отточенной малой саперной лопаткой окопчик для стрельбы лежа, застелил его плащ-накидкой, камешками бруствер обложил, вот и готово солдатское ложе, и для боя, и для отдыха. Распределили дежурства. Залито оружейным маслом и вычищено оружие, снаряжены пять пулеметных магазинов, у каждого емкость по сорок пять патронов. А жрать, ребята, так охота, аж желудок сводит! По горам набродились с рассвета, сухпай давно съели, да и сухпай г… но был. Чего в него входило-то? Банка рыбных консервов «Минтай в масле» и пакет с черными сухарями. Разве это еда?
Есть выражения, которые, описывая бои, частенько используют романисты: «Застыла кровь в жилах» или «Закипела бурным потоком кровь». Бывал я в боях, вот только под огнем противника кровь в жилах у меня не стыла и не бурлила. А стыла, как это и положено по физиологии, от холода и кипела от жары. Вот и сейчас чую: просто закоченел от холода, от голода ворчит пустой желудок и кипит не кровь, а желудочный сок.
– Саш?! – из своего окопчика уже под утро перед рассветом окликаю я командира взвода, лейтенанта Петровского, и заискивающе канючу: – А можно я с ребятами в разведку схожу?
– Можно Машку за ляжку и козу на возу, – отвечает злой и такой же, как и мы, голодный офицер. Его окоп от моего всего в четырех метрах, можно разговаривать, не напрягая голос.
– Товарищ лейтенант, – меняю тон и форму обращения я, – разрешите разведку местности провести?
– Да на кой вам это надо? – лениво интересуется невыспавшийся и продрогший за ночь Петровский. Ночью в горах холодно, а у нас у всех одно х/б. – Утром и так все увидим, – продолжает он. – Я еще вечером все обсмотрел. Тут только одна тропа, по ней с утра и потопаем.
– Да жрать охота, а внизу кишлак, – напрямую говорит подползший к окопу взводного юркий маленький башкир Муха и, вздыхая, добавляет: – Курятинки бы сейчас похавать
– И лепешек горячих, – глотая слюни, добавляю я.
– Может, халатов хоть каких добудем, – размечтался подошедший и присевший рядом со мной на корточки Леха и с лютой злобой заметил: – Окочуримся мы тут, в горах. Не жрамши, без теплой одежды все передохнем.
– Приказываю вам, – дергая кадыком и с голодным блеском в глазах,