Да и все, что касается интимной жизни, у нас хорошо, в сексе Галя совсем другая, как будто копит весь день энергию, чтобы отдать ее ночью мне. Такая она, все мне, все для меня. Мечта эгоиста и, видимо, я эгоист.
Я даже стал задумываться о подаче прошения на детей. Все-таки я уже не мальчик, да и дети у нас будут здоровые… Все в мать. Юра ржал, наверное, неделю, не переставая, при встрече со мной, но стоило рядом появиться Солдатке, как он умолкал и начинал что-то мычать про погоду и сенокос. Она ему нравится, но благо Юра друг, да и мужик он с понятиями. Меня не предаст, я уверен. Но вот в такие моменты Юркиных стеснений я был очень доволен собой и своей Солдаткой.
Я так и продолжил ее так называть про себя. Мне нравилось это, конечно, я вкладывал в это слово другой смысл. Мне кажется она сама по сути своей солдат, не в том смысле, что «дай ружо и айда в атаку». Хотя уверен и это ей по плечу. Есть в моей Солдатке какая-то внутренняя сила, которой нет ни у современных крепостных, ни у современных барьёв нашей губернии.
Почему она такая? Это особенность ее характера или в Сибири они все такие? Я всегда поражался нашему всеобщему принятию нового уклада. Да, конечно пропаганда работала двадцать четыре на семь, разъясняя необходимость нового уклада жизни. Мы все видели своими глазами, как в две тысячи двадцатом все надежды на выход из кризиса полетели псу под хвост. Ни одна вакцина не смогла обезопасить человечество от COVIDа. На наших глазах вымерла Молдова и Туркменистан. Распался Евросоюз, и Китай захватил Монголию. И это только в две тысячи двадцатом.
Но вот так без противления дать себя поработить… Как это стало возможным? Юра клялся, что не знает от чего так. Но предполагает, что видимо с неудачными вакцинами нам вводили что-то еще, что-то подавляющее волю. Когда-то все говорили, что с вакцинацией будет чипирование, возможно, это и произошло. Мы пришли к такому выводу, решили так думать. Так удобнее, чем согласиться с тем, что желание выжить сильнее чувства справедливости и желания свободы. Что мы настолько стали мягкими и безвольными в двадцать первом веке, что готовы на добровольное рабство лишь бы только существовать.
Мои размышления прервала Солдатка. Она молча подошла и уткнулась головой мне в спину. Как она это делает при ее то росте, ума не приложу. Может приседает? Я не оборачиваясь пошел на площадь, зная что за мной, бесшумно ступая, плывет моя рыжеволосая жена. Все-таки надо подать прошение.
Сегодня снова проверочный день. Юры не было в поместье уже неделю и увильнуть от данной процедуры мне не удалось. Сегодня в одном ряду со мной стояла Галина. Она вытянула свою тонкую руку вслед за мной. Какая же у нее удивительно белая кожа. Такая должна быть у барыни, которая никогда не работала в поле. И если бы не мозоли на тонких длинных пальцах я бы точно решил, что моя Солдатка сбежавшая из Сибири дворянка.
Помощник управляющего быстро провел сканером над моим запястьем, и на экране высветилось число девятнадцать. Хорошо, что не «крепостной». Он сделал шаг к Солдатке, отсканировал ее запястье и на экране появились цифры «двадцать