вошли) в зубы – а ноги в руки, чай, не привыкать. Вниз спустился – уже машина с коллегами подъезжает, внутрь залез – и ахнул: наш Костик-хирург, нажратый до четвертой стадии, мешком на носилках лежит, реаниматолог над ним только головой качает. В воздушное судно Костика, как известного коллегу его, Женю Лукашина, вдвоем погрузили, а ближе к Лодейному Полю зенки он от тряски продрал и прогундосил – простите, мол, други, однокурсник вечером из Владика прилетел, как откажешь; думал, пронесет, да вишь, как вышло… – и опять в несознательность. Больница в деревне не больница оказалась, а дощатый барак с пятью лампочками, в операционной – испуганные фельдшерица с интерншей друг к дружке жмутся, дрожащими руками по очереди капельницы перезаряжают. «Три литра крови перелили, – шепчут, а у самих глаза по юбилейному рублю. – Хорошо хоть, у нас тут первой группы запас оказался… А у нее какая, даже и не знаем – откуда…». Реаниматолог Костика головой в ведро с колодезной водой макнул раза три, совместными усилиями помыли кое-как – и к столу пинками. Фельдшерица простыню откинула – а там почти, то же, что в свое время предстало перед булгаковским доктором Бомгардом
1 