– Зачем твоему любовнику знать о том, что мы сейчас будем обсуждать, Сав? Садись или пойдем за мной.
Вот теперь я уже сам сажусь и смотрю с удивлением на довольного Игоря.
– М… а… – только и просипел я.
– Ты хочешь что-то сказать? – спрашивает он меня, приподнимая тонкую бровь.
Киваю и понимаю, что говорить не могу.
– А может, поговорим там, где нам никто не помешает?
Смотрю не на него, а на спящего Вальку, и Игорь, поняв, видимо, по-своему, медленно проговаривает ответ:
– С ним хлопот не будет. Его доставят домой целости и сохранности. Твой день он не вспомнит. Не волнуйся. А тебя вот поищут.
Испуганно перевожу на него взгляд, но он вновь устало заявляет:
– Да не бойся ты… Не сделаю ничего с тобой.
Затем, чуть помедлив, наклоняется чуть вперед ко мне, и глядя в глаза, заявляет:
– А так бы хотелось, Сав. Сладкий, вкусный мальчик. Но…
Он замолкает, и я предлагаю, пытаясь выиграть время:
– Я сам уведу его домой, и потом поговорим.
Игорь неожиданно легко кивает, мгновенно вставая:
– Ну вот и договорились. Пошли.
Перехватив пакет, где лежали деньги и вещи Вальки, тяну его на себя. Валька оказался очень тяжелым, но я, пыхтя и сопя, все-таки смог втянуть его полтела на плечо и пошел к выходу. Тело Вальки почему-то норовило упасть впереди меня, хотя я нес его так, что он опирался к мою спину. Наконец Игорь не выдержал и на улице показал на свою машину.
– Давай его сюда. Быстрее домчим.
Мои шансы сбежать уменьшались на глазах. Но пришлось признать, что так будет лучше.
Субару вместила нас не очень дружелюбно. Хоть салон и был более чем просторный, но влезать с одной стороны сразу двоим, явно было не предусмотрено ни в одной машине. Потому, втащив Валькино тело и сев рядом с ним, я замер в ожидании. Игорь сел не сразу, он зачем-то стоял у машины, отвернувшись от нас и опираясь боком.
Лишь через пять минут он сел и извинился:
– Прости, плохие новости получил.
Странно, он не говорил по телефону. Хотя, может, я и не заметил. Но телефон его, как был в машине, когда я начал втаскивать спящее тело Вальки, так и лежал там же. Что это за человек? И человек ли вообще, это стало занимать меня больше всего. Я уже сам хотел пообщаться с ним, но его внимание ко мне было для меня до тошноты противным. Он безупречный… Волевое лицо… Где-то я видел китайскую маску, которая при разном освещении давала гримасы радости, смеха, боли. Так вот – он сейчас, казалось, горевал глазами, оставляя для всех гримасу радушия и радости. Глаза у него не могли скрыть от меня внутреннюю боль. Сердце почему-то сжалось от его боли или утраты. Стало неловко за себя, за то, что ломаюсь. Может, он просто поговорить хочет и всё.