Как всяким людям, давно не сверявшим часов, им было трудно; они двигались навстречу неуклюже, сто раз озвучивали один и тот же спор, обсуждали заведомо незначительное. Но однажды Иван почувствовал, что опять, как раньше, по голосу видит выражение Андрюхиного лица.
Так, понемногу, они возвращали себе утраченное.
Иван не видел Костю с начала зимы. Правда, однажды наткнулся в институтском гардеробе на Женю с Машей. Поплевав на бумажный платок, Женя драил барышне ботинок. Заметить Ивана он не мог, поскольку был повёрнут спиной, зато его узнала Маша. Секунду они смотрели друг на друга, как смотрят человек и белка – не имеющие общего языка, но притянутые взаимным интересом. А затем расцепили взгляды и больше не встретились.
Маша похудела, котомку с вязанием и тетрадями сменил пристёгнутый к ремню штанов чехол со смартфоном. «Ну вот, и её захватили веб-страсти!» – решил Иван, уходя.
После института, а иногда и до, и даже вместо, Иван любил заглянуть к Мише в «Кофейную».
За своё недолгое и неглубокое знакомство с ним Иван догадался: Миша был из тех людей, что охотно заполняют собой пробелы и паузы, но попробуй навязать им роль – их и след простыл.
В те дни у Ивана как раз был «пробел». Работа не ладилась, Костя исчез, бабушка с дедушкой чувствовали себя сносно.
Он стал наведываться к Мише и, совершенно не стыдясь своего тунеядства, проводил за столиком не менее часа. Поэты Туманного Альбиона делили с ним его чай. Он приносил с собой распечатанные из Интернета стихи и заучивал наизусть их мёд и ветер. Случалось, потеснив поэтов на край стола, чай разделял с ним сам хозяин прибежища. Горячая вода была полезна ему – Миша мёрз, боялся лесов и велосипедов, Москва испортила его, как властная мама. Миша любил её панически, не решался оставить хоть на миг и выражал свою привязанность, сочиняя экскурсии. Таково было его Чувство Родины.
Как человек с большим артистизмом, Миша не признавал банальных тем. Предложения об обзорных экскурсиях вызывали в нём высокомерный смех. Зато он брался реконструировать маршрут дореволюционной кухарки какого угодно района старой Москвы по местным рынкам и лавочкам, и в подробностях описать, какие были тогда в ходу калачи и сайки – чуть ли не испечь! Иван уважал Мишино хобби, но экскурсий не посещал. Он шёл в лес шуметь заснеженной листвой, и родину воспринимал как природу.
Однажды из окна Мишиного кафе Иван увидел Костю. Тот перебегал улицу, прорезая себе дорогу между машинами.
– Костя! – крикнул он через глухое стекло и замахал рукой. Костя вскинул взгляд, и радостно, как-то весь распахнувшись, сменил курс в направлении «Кофейной».
– Брат? – полюбопытствовал Миша. – Или племянник? Вижу, что родственник.
– Да, – кивнул Иван, – наверно, племянник. Крестник! – и обрадовался найденному слову.
– Тревожный возраст, – сказал Миша. – Главное – миновать