– Ах ты, непоседа! – Дед вернулся с кружкой молока и банкой прозрачного меда. – Как же тебя угораздило?! Давай, попей молочка, полегчает.
Моте и не было тяжело. Он с удовольствием выпил молоко с медом, затянув последние глотки, чтобы прояснить ситуацию.
– Дед, а дед…
– Говори, чего тебе?
– А монстр плохой или хороший?
– Какой еще монстр? – Иван не притворялся, похоже, он правда не знал, кто такой монстр.
– Ну это чудище в одеяле… Почему оно высосало у Виктора глаз?
Дед на секунду задумался, потом закрыл огромной ручищей лицо, а следом разразился таким смехом, что Мотя удивленно вспоминал и не мог вспомнить, когда же дед так смеялся. Кроме редкой, скрытой в усах, ухмылки, Иван свое веселье не проявлял никак.
Матвей внимательно и серьезно изучал реакцию деда, пока тот не успокоился.
– Ну?! – требовательно спросил внук.
– Да Виктору в глаз я врезал, когда он тебя оприходовал, – признался Иван, подавляя приступы смеха.
Матвей растерялся.
– А как же монстр?
– Светка, что ли?
– Какая еще Светка? Я про чудище в одеяле!
Дед положил ладонь на голову Моте:
– Эх, пацаненок ты, пацаненок! Чудище твое – это и есть Светка! Сестра твоя, матери дочка.
– А откуда ты знаешь, что это – Светка? – не мог собраться с мыслями Мотя.
– Да Светка и есть, – неопределенно ответил дед и махнул рукой.
Матвей подумал еще немного.
– То есть у меня и у этой Светки одна мать?
– Так и есть, – подтвердил дед.
– Значит, тебе эта Светка такая же, как я?
– Получается так, – согласился Иван, но не смог продолжить, потому что Матвей разразился таким диким воплем и такими слезами, что никакой монстр не годился в подметки.
Теперь растерялся Иван. За всю жизнь Матвея он никогда не слышал, чтобы пацан так горько плакал. Ни после жесткой порки, ни после многочисленных ушибов или ранений, ни от укусов пчел или даже шмелей, ни от падений с велосипеда, и даже когда машина проехала по ступне, Мотя не плакал. А вот сейчас, непонятно из-за чего, разрывался от горя, причину которого Иван не мог объяснить. Он присел на стул рядом с Матвеем, осторожно, как маленького, затащил его к себе на колени, положил голову на плечо и нежно гладил по спине, сам с трудом сдерживая слезы. Худенькое жилистое тело Моти вздрагивало от горестных рыданий, слезы уже не впитывались