– Понимаю… – Ответила Дарина. – Её нет сейчас, она уже спит… Она придёт завтра… Мне нужно поговорить с ней…
Отрицание слишком затянулось. Я отпустил её руку.
– Ложись спать. Утро вечера мудренее.
– Добрых снов, – она притянула подушку к себе.
– Добрых… – Ответил я и вышел из палаты.
Я подошёл к палате номер 23, – оттуда был слышен храп – тихо приоткрыл дверь и убедился, что Филипп спит. Филипп был самым пожилым пациентом больницы. У него болезнь Альцгеймера. Иногда его навещала жена, но он узнавал её крайне редко. Она наблюдала за ним, вытирала слёзы и уходила.
В палате номер 25 находилась очень непредсказуемая пациентка. Катерина, или Кэтти, как мы её звали, попала в больницу с биполярным аффективным расстройством. Сложно было предугадать её настроение, эмоциональность или поведение. Она была молода и гиперактивна, с её перепадами очень сложно справляться и чрезвычайно сложно контролировать. Все её эмоции всегда доходили до предела: она была либо слишком счастлива, либо слишком несчастна.
Я приоткрыл дверь её палаты и обрадовался, когда убедился, что Катерина спит.
А пациент в палате номер 30 был единственным, кто всегда спал по ночам, потому что считал, что в это время суток и только во сне никто не мог слышать его мысли. У двадцатипятилетнего Оливера была шизофрения. Он считал, что окружающие воровали его мысли и составляли против него заговор. Оливер редко покидал стены своей палаты, постоянно что-то записывал в толстую тетрадь и прятал её под подушку. В присутствии людей он шёпотом приказывал своим мыслям замолчать, чтобы никто не мог их прочесть. Также Оливер был единственным пациентом, к которому я ещё не смог найти подход.
Я подошёл к последней палате номер 33, где находился последний пациент больницы. Тридцатитрёхлетний Авраам страдал иерусалимским синдромом, он считал себя Иисусом. И, слава богам, сейчас наш “Иисус” мирно спал на своём ложе.
Мой обход закончился. Уже начинало светать. Звёзды медленно исчезали с горизонта. Я заглянул в палату к Тае – она выполнила своё обещание и сейчас посапывала в своей кровати, держа большой палец правой руки на своём левом запястье.
Я с улыбкой прикрыл дверь её палаты и вышел на веранду, доставая сигарету из пачки. Сейчас я курил один, Инна, скорее всего, спала или читала. Я задумался о той девушке, чьи письма сегодня нашёл в подвале. Кому она писала? О чём она писала? Кем она была? И почему находилась в психлечебнице?..
Мне бы очень хотелось поговорить с ней, понять её душу, найти к ней подход.
Все мы безутешны в своём одиночестве. А самые одинокие пишут письма.
На моей практике был пациент, который свою душу мог доверить только себе. Но ему хотелось кому-то рассказать о своих переживаниях. Он писал письма – себе. И сам отвечал. И был счастлив. Имел ли кто-нибудь право разрушать его счастье? Я только попросил его позволения читать письма. Он вполне осознанно ответил: “Читай, док. Только чтобы я об этом не знал”. Позже