А голод, словно зверь терзает
И наш осёл, прилечь решает.
А утром Солнце осветило,
Уже бездыханное тело,
Навеки уснувшего осла.
И рядом сено – два стога.
Бурлит активность в нас порой.
И справедливость влечёт в бой.
Но продолжаем мы стоять,
Покой боимся потерять.
А жизнь проходит за годом год.
И нас пленит ослиный рок.
Свинья и лужа
Вот как-то раз, одна свинья,
Сделав лужу, в неё ж легла.
Довольно рыло подняла:
«Вниманье всем! Я, грязь нашла!
Кто говорил, что здесь всё чисто?
Вот грязь! Извольте убедиться!
За ним обман, он плут и лжец!
Ложитесь рядом, место есть!»
Но свиньи скот, а мы же люди!
Одеться в чистое мы любим!
Увы, мой друг примета есть,
Примеров к ней, порой не счесть:
«Вот человек, он справедлив,
Разумен, добр и правдив.
Готов отдать всё людям даром,
И обладает Божьим Даром».
Так свиньи, тут же набегутся,
И сделав лужу, посмеются.
Грязь не найдут – свою добавят,
И всякого в миру ославят!
Раз свин в душе, то грязь во всём,
И не ищи вины не в ком!
Не зря подметил наш народ:
«Свинья без грязи не живёт!»
Мартышка, зеркало и…
О чём молчишь седая старина?
Дозволь спросить, душой тебя любя,
Под твоим глубоким взглядом,
И не сочти вопрос мой праздным:
«Кто в озарении на мысль набрёл,
Что зеркало впервые изобрёл?
И люди, заразившись искушеньем,
Ну, тешиться, приятным лицезреньем!
Каких только не было среди них:
Любопытных, строгих, озорных.
И сквозь событий переплетений,
Осталось живо сие изобретение».
Мне Время подарило откровенье:
«К чему судить людей за вдохновенье?
Но он был первым и последним,
Кто видел в зеркале не себя, а отраженье!»
Но Солнце всходит и заходит,
Как день: года, столетия проходят,
А с ними событий, судеб череда,
Уходят в прошлое – навсегда.
И однажды, да вот на днях,
Одна из множества кривляк,
Её душу пленила шалость.
У зеркала в ужимках упражнялась.
То глазками кокетливо сверкнёт,
То к зеркалу, а то поодаль отойдёт,
То как ребёнок прыгает на ножке,
То как фанатка хлопает в ладошки!
Неким предметом она игриво,
С упоением крутила.
Но, заметим при всём притом,
Наша егоза была с хвостом!
И не одна она была в тот час.
Медведь сидел, открывши пасть.
Держась за стул, чтоб не упасть,
Едва дыша: «Что за напасть?
Ну, ты шалунья, знать увлеклась?!
В игривости в безумство впасть.
И бес не зря решил тебя попутать,
Раз смогла