– Ил’Урик, я предупреждал, – мрачно сказал Упхетт, глядя на целителя. – Все мы – дети одной крови. Если гордыня мешает видеть, тебе не место среди нас.
– Не тебе это решать, старик, – высокомерно ответил мужчина и усмехнулся. – Ты доживаешь последний десяток, а нас больше. Все знают, что только горцев Ринаэрн наделяет своей силой.
– Не искушай судьбу, Ил’Урик, – тихо сказал Антьен, но его никто не услышал.
Из-за дерева медленно вышла та самая старуха, чьи слепые глаза провожали меня пустым взглядом. Она приблизилась к горцу, будто знала, где он стоит, заглянула в лицо невидящим взглядом.
– Не достоин, – выдохнула старуха, отстраняясь. – Не просто пройти путь Ринаэрна, но с этим справился каждый, живущий здесь. Ни один не получил благословение Сильвы. Камни даруют силу, но только Сильва решает, будешь ли ты её использовать.
– А ты кто такая? – брезгливо поморщился Ил’Урик и скрестил руки на груди.
– Всего лишь старая женщина, – улыбнулась она и хлопнула в ладоши. Сотни бабочек вспорхнули с дерева, закружились над головой старейшины. – Вы почти два месяца ползаете на коленях перед Сильвой. Одарила она только одного из вас, остальные – лжецы! Лицемерные выскочки, считающие, что все должны преклоняться перед ними.
– Кто? Кто получил благословение? – прорычал Ил’Урик, вглядываясь в лица мужчин. Антьен опустил глаза, а Упхетт широко улыбнулся. – Зачем дряхлому старику сила?
– Ты не только глуп, но ещё и слеп, – прокаркала Модена, стоявшая позади меня. – Как только бури перестанут выть голодным зверем, целители должны покинуть Храм. Антьен, благодарим тебя за честность и отвагу. Упхетт – тебя за ученика.
Старуха старейшина отвернулась, а Модена указала мужчинам на выход. Не на тот, через который пришли мы. Справа от дерева спряталась почти не заметная ниша, и целители скрылись в ней, а я осталась. Модена отошла от меня на пару шагов, а старуха, наоборот, приблизилась.
– Ты привела её, – проскрипела она дребезжащим голосом. А ведь минуту назад казалась такой бодрой.
– Да, как ты и просила. Мне уйти?
– Можешь остаться, это ведь и твоя история, – устало махнула рукой старейшина. – Итак, ты говоришь, что тебя зовут Оливия?
– Да, это моё имя, – она позвала меня, чтобы спросить об имени? Рёбра болели, руки дрожали, а ноги еле держали. Но вот я стою в таинственном Храме Сильвы и говорю о том, как меня зовут. Чокнутая старуха!
– Ты не дитя Ириса. Как тебя назвала мать при рождении? – упрямо переспросила женщина.
– Оливейя, она назвала меня Оливейя, – неожиданно для себя ответила я. Мне казалось, я забыла прошлую жизнь, но воспоминания всё равно причиняли боль. Наверное, это из-за Упхетта – он напомнил о том, что не нужно было вспоминать.
– Хм…