Воины, закалённые походами и всего повидавшие в этой жизни, от увиденного не впали в шок. Их просто-напросто хватил удар. Уйбар сделал вид что со страха потерял сознание, с чётким решением: чтобы с ним не делали, в сознание не приходить ни за что на свете, ни за какое золото, хоть отваливай по весу собственного тела. Эбар подавился пивом, что глотал в тот момент, дико закашлялся до истерики, выбрызгивая капли пенного напитка на раскалённый банный камень, отчего тот свирепо зашипел и заполнил банное пространство пьянящим ароматом.
Асаргад с Гнуром, что оказались ближе всех к ведьминому явлению замерли изваяниями, перестав дышать, изображая ни то точенный камень, ни то искусно резанное дерево.
Светловолосая, войдя тоже замерла, подражая ордынским мужам, открыв рот и распахнув огромные тёмно-серые глаза, вцепившись взглядом в Гнура, высоченного красавца. Притом не в него самого, а в конкретное место пониже пояса. А ещё верней, в то, что из того места свисало. Судя по тому, что дева изрядно пошатывалась, не совладая с собственным телом и плавающим взглядом, не дающим ей сконцентрироваться, отчего то и дело норовила прикрыть один глаз для наведения резкости, она находилась в состоянии опьянения до неприличия!
Рыжая же лишь мельком одарив стоящих презрительным взглядом, важно прошествовала внутрь парной, игнорируя парализовано стоящих представителей для неё тогда ещё ненавистного пола. В след за ними в дверь вошёл ещё один неожиданный гость, оказавшийся мужчиной примерно одного с ордынцами возраста. Сухопарый, если не сказать отощавший от плохого кормления. Черты его лица выдавали в нём чистокровного мидийца.53 Вошёл, прикрывая за собой банные двери и загородил проход, складывая руки на щупленькой груди.
Тощий мидииц в своих мыслях, наверное, думал, что грозен на вид, хотя, как раз его жалкий облик и вернул ощущение реальности стоящим в оцепенении ордынцам. Правда, в отличие от всех, сопровождающий дев прибыл за ними следом полностью одетый, притом именно в мидийский придворный балахон безразмерного вида и вооружён, как положено мидийскому воину.
– Апити, сестра моя, – звонко смеясь заговорила рыжая, что прошла вперёд и по голосу казалась ещё пьяней, чем светловолосая, – глянь, каких красавцев от нас Ратимир в бане укрыл.
Тут она с шагов пяти-шести чем-то больно хлестнула Гнура по голой заднице, от чего тот чуть не подпрыгнул, хватаясь обоими руками за обожжённую ягодицу. Он так резко выпрямился, что едва не достал головой бревенчатый потолок.
Эти слова пьяной, совсем забывшейся девы, и её распутное, разнузданное поведение не достойное женщины, а тем более молодой девушки, вывели из состояния ступора всех окончательно