Первый тост – за солидарность трудящихся! …Святое! Второй за нашу прекраснейшую Родину: Союз советских социалистических республик – …и не пафос, и не формальность, так как мы и слов-то таких не знали. Дальше – выпили за родителей, а за Танинных – за то, что «свалили» на праздники – отдельно и под громкое-громкое «Ура!» и «Спасибо!». После этого – друг за друга.
Не прошло и часа – душам захотелось чувственного и вдохновенного. Этого только и ждала моя Светка (в ту горячую пору моей романтической молодости без гитары – то не я!). На работу, в шахту, этот привезённый из ГДР, где служил, музыкальный инструмент я, естественно, не брал, но вне рабочего времени из рук её не выпускал.
– …А сейчас, девочки – торжественно и вместе с тем загадочно вздёрнув кверху две чёрные чёрточки бровей, объявила Светка, – вам, и только для вас, будет петь мой… – и неожиданно замолчала; как тут прикусила маковые губки, в задумчивости, после чего и произнесла с райским, не иначе, наслаждением: – …Мой любимый!
А гитара, лишь по форме схожая на советские акустические гитары того времени, уже была за её гибкой спинкой. Она подала её мне. Парни мои вмиг затихли, потому что знали – намечалось действо горько-сладких грусти и печали, оттого щека Саши отыскала щеку Даши, Володя, взяв руки Марии, её ладонями прикрыл себе лицо, а «Прохор», пересев за спину Тане, осторожно обнял открытые плечи, хотя этим и явно её обескуражил.
Прежнее веселье общим молчанием как бы незаметно вышло из дома, а выжидательная ожидаемая тишина в него вошла. (Я любил петь с детства, и это у меня неплохо получалось. В Армии же научился подыгрывать себе на гитаре, с тех пор и стал сочинять уже не только стихи, но и музыку к ним. Моё пение нравилось многим, ну, а песни – тексты моих песен и исполнение, терзая томностью души, запоминались и их пели, уже многие другие исполнители, не только в Горловке. Буквально в последний день апреля я сочинил новую песню и назвал её «Нелюбимая!». Тогда, в доме Тани, она и прозвучала впервые)
– …Все говорят, что ты красивая —
От взгляда тает даже снег.
Но для него ты – нелюбимая,
И это знаешь. Даже смех
Его в тебе обидно дышит,
А взгляд ты прячешь в облаках,
Слезинки будто синью пишут,
Что нелюбима – как же так?!..
Я пел, произвольно глядя в лица своих старых и новых друзей, но взгляд на себе удержала лишь одна Таня, неподдельным сердечным вниманием. Возможно, я нечаянно напомнил ей о чём-то личном или подобное пережитое ею, если только не саму историю песни она напрочь отвергала.
Таня не была такой привлекательной теми же девичьими формами тела, как у Даши и Маши, вместе с тем свой возраст она переросла как бы и оттого смотрелась молодой