Я родила 19 марта, и это не был радостный день. В этот день я боролась за то, чтобы быстрее оказаться рядом с крохой – кто прошел через кесарево, поймет. И молилась. И двигалась. И верила. Что всё не напрасно.
Я слишком сильно любила его. Очень давно любила – задолго до того дня, когда он был зачат. За много лет до того…
Я благодарна всевышнему, что он сохранил моего младенца – он выжил, поправился и в скором времени намеревается начать ходить без опоры.
Он очень озорной, но в то же время с характером. Я люблю его ещё сильнее оттого, что нам пришлось пережить в самом начале нашей совместной жизни.
Воспоминания – тяжёлая ноша
Я во всём виновата. Я недостаточно хорошо выполняла инструкции врачей. Или выполняла их чересчур, заглушая внутренний голос…
Я во всём виновата. Я не поговорила с ним, он не ожидал, что его так резко выдернут из уютного гнёздышка…
– Прости меня, мой малыш, – шепчу ему, слегка касаясь нежной кожи и не сдерживая слёзы. – Я люблю тебя, больше жизни!!! Больше всех на свете!!! Ты моё маленькое чудо!!!
Мне больно на него смотреть – весь окутанный проводами капельниц, игла вставлена прямо в голову! Во рту соска, которую он сосёт вяло, словно нехотя.
И такое ощущение создаётся, что ему невероятно тяжело тут, одному, такому крохотному и беззащитному…
…Выхожу в коридор, сквозь слезы едва вижу дорогу. Почему так с нами? Почему именно с нами? Мы так ждали этой встречи, и теперь врозь.
Двое суток после рождения мой малыш лежат в палате интенсивной терапии – это кажется так глупо страдать из-за этого?
Но, вспоминая, мне становится как в те дни тяжело, и на груди тяжёлый камень.
Эти первые дни, когда ребёнок отделился от тебя, но вам обоим жизненно необходимо быть рядом каждую секунду. Чувствовать друг друга, смотреть, знакомиться по-новой…
И тут его вытащили – он же не собирался никуда! И унесли. Не отдают. Говорят, что идёт на поправку, но не приносят даже кормить. Это ужасно – испытать такое сразу после родов.
Кадр кинофильма
С трудом передвигаю ноги, но никто не должен знать, как мне больно. Иначе опять не отдадут. Моего сладкого ангелочка, моего родного Ванюшку.
Я иду в детское отделение, держусь за поручни вдоль стены.
– Можно я его заберу, – сквозь слёзы, почти шепотом, чтобы не зарыдать, спрашиваю медсестер.
– Ага! Можно! Вон он как плачет, к маме просится!
Беру свой сладкий комочек, прижимаю к груди, аккуратно несу, но походка уже другая – о боли забыла!
А может? А может, нас сегодня выпишут? – тлеет в груди надежда, но вслух и произносить такое страшно.
– Билирубин 320!!! Срочно под лампу и на коврик со светом!!! Капельницы!!! – распоряжается врач, а я молюсь – только пусть рядом со мной.
Эти сутки были ещё тяжелее – когда закончились капельницы, Ваню нужно было продолжать держать под лампой с закрытыми глазами, а он вдруг решил показать характер.
Такой визг стоял на весь этаж – до трёх часов ночи. Я плакала вместе с ним, а