– А я думал, ты сейчас тоже над письменностью бьешься, – с укором ответил Фернан.
– Ай! – разочарованно махнул рукой Риос. – Я и бился до тех пор, пока не почувствовал, что схожу с ума. Звуки индейской речи на бумагу не так и просто перенести. Вот решил пока за сеть взяться. Чуть позже опять вернусь к письму.
Объединив усилия, они добрый час бились над тем, чтобы выработать единую систему, позволяющую правильно писать индейские слова. Под конец оба настолько запутались, что решили отложить это дело до следующего раза. Переключились на остальные, не менее насущные проблемы.
Себастьян обладал куда более практичным умом, чем его молодой товарищ. Он постоянно перенимал у местных жителей разные мелкие хитрости и уловки, позволяющие выжить в лесу. Как понять, что фрукт созрел, соком какого растения можно отогнать надоедливую мошкару. Какие змеи и пауки опасны, а какие нет. Какие лианы достаточно прочны, чтобы при необходимости использовать их как веревку. Бесконечная вереница знаний, которыми он постепенно обучал еще и Фернана.
Вечером Гонсалес снова сидел и бился над письменами. Упорство давало свои результаты. Все удлинялись столбики слов, запечатленных на бумаге. Они пополняли словарный запас испанца, приближая его к пониманию индейцев.
Чика с любопытством смотрела на буквы, которые выводил Фернан. Она, не скрывая скепсиса, перебирала исписанные листы, неодобрительно качая головой. Потом посмотрела на испанца чуть ли не с жалостью и молча протянула руку. Фернан, сообразив, чего она хочет, отдал ей кисточку. Девушка тут же с энтузиазмом принялась за работу. Трудилась она долго. Фернан успел заскучать. Он несколько раз порывался посмотреть на результат ее художеств, но Чика в притворном гневе махала на него узкой ладошкой, отгоняя и не давая посмотреть на рисунок. Она, от старательности высунув кончик языка, долго выводила какие-то линии, очаровательно морщила лобик, что-то бормотала под нос, критически осматривала свое творение. Одним цветом дело не ограничилось. Индианка хватала то одну, то другую кисточку и использовала самые разные краски.
Видя, что работе далеко до финала, Фернан вздохнул и принялся негромко повторять заученные слова индейского языка. Чика, казалось бы, с головой ушла в свою деятельность, но, тем не менее, иногда прыскала, слыша неуклюжие попытки испанца говорить на ее языке.
Приблизительно через полчаса она оторвала взор от своего листа бумаги и с торжеством посмотрела на Фернана. Он понял, что пришло время оценить ее труд, и подошел к столу. Индианка нарисовала целую картину. Довольно устрашающую, следовало признать. Огромная птица, немыслимо когтистая и взъерошенная, расправив широкие крылья, опускалась на землю, где замерла в ужасе человеческая фигурка, закрыв голову руками. Понять страх нарисованного человечка было совсем нетрудно – орел, или кто это был, превосходил размером взрослого мужчину минимум вдвое. Ко всему прочему, в распахнутом