– Нет, Николай Иванович, все будет без какой-либо чертовщины. Хотя многие достижения нашей науки и техники выглядят порой настоящими чудесами. К тому же вы отправитесь туда по распоряжению государя-императора.
– Самого государя! – изумленно воскликнул Пирогов. – Хотя да, как я мог забыть о том, что вы являетесь лейб-медиком и видитесь с государем каждый день! Что ж, я, как верноподданный императора, готов выполнить его распоряжение.
– Думаю, что вы потом многое поймете. Эх, как жаль, Николай Иванович, что я не могу отправиться вместе с вами! У меня здесь еще много работы. Впрочем, где-то через полгода вы вернетесь назад в Петербург и станете моим помощником.
– Через полгода?! – изумился Пирогов. – Но ведь примерно столько же путешественникам приходится добираться до Камчатки! А вы хотите, чтобы я за это время каким-то чудесным способом сумел попасть в Калифорнию, поработать там и вернуться назад? Вы шутите, Алексей Иванович?
– Нет, не шучу. Все будет именно так, как я сказал. И это тоже одна из величайших государственных тайн. И вам мы ее откроем в самое ближайшее время. Вот видите, Николай Иванович, сколько всего нового вам посчастливится узнать. Так что готовьтесь к удивительному путешествию. Уверен, что оно вам запомнится на всю жизнь…
Паруса «Марии-Галанты» наполнились ветром, и красавец-корабль резво помчался в открытое море, оставив за кормой французский берег. В центре верхней палубы для пассажиров 1-го класса была оборудована небольшая площадка, на которой находилось десятка полтора пассажиров, разодетых по последней моде. Они махали руками и шляпами, прощаясь с провожающими и с родным берегом. Девицы в чепцах тайком постреливали взглядами на матросов, сновавших вверх-вниз по вантам, и на офицеров, которые проходили мимо них с важным видом. В небе же над «Марией-Галантей» парили белоснежные чайки.
Морская романтика продолжалась до тех пор, пока одна резко снизившаяся чайка метко не угодила своим «гостинцем» прямо в роскошную прическу молодой дамы. Та взвизгнула от неожиданности и, догадавшись, что упало на нее сверху, сбежала вниз, бормоча при этом не слишком приличные для пассажирки первого класса слова. Потом и другие путешественники направились вниз, в свои каюты. Через час должен был начаться обед, и дамы торопились переодеться в соответствующие туалеты, да и мужчинам предстояло надеть костюмы и галстуки.
Минут через пятнадцать мсье Жак Леблан, не спеша и опираясь на трость, поднялся по трапу на верхнюю палубу и посмотрел на уже далекий берег. Щегольской редингот, белоснежная рубашка, галстук, модная бородка-эспаньолка и черные, как смоль, усы, чуть тронутые сединой… Узнать в нем Джейкоба Уайта, урожденного Джакопо Бьянко (а по-корсикански это звучало как Джакупу Бьянку), было решительно невозможно. Впрочем, документ на имя Жака Леблана подделкой не был. Когда корсиканцы перебирались в материковую Францию, им, как правило, давали офранцуженную версию фамилии. Точно так же зовут и его родственников, перебравшихся в Новый Орлеан в самом