– Что привело вас в моё скромное жилище, странники? – пробасил шаман важно и торжественно, для пущего эффекта тряся бубном, украшенным голубыми перьями редкой южной птицы.
– Занеможил наш мальчик! – запричитала старуха и тут же рухнула на колени. Шаман поразился тому, как мгновенно сменилось выражение её лица – с радостно-воодушевлённого на скорбно-плачущее. – Многий день мается животом, и нет ему успокоения и выздоровления!
– Облегчается свободно? – деловито поинтересовался хозяин, цепким взглядом ощупывая лицо и фигуру больного.
Он по-прежнему держался от них в стороне, потрясая бубном и помахивая маленькой металлической коробочкой на цепочке, из которой исходил слабый сладковатый дымок.
– Как это? – переспросила бабка, вылупляя глаза.
– Срёт, говорю, часто?
– Так вообще почти нет! – возопила она, вздымая к нему руки и сотрясая грязными волосами.
Она сделала попытку подползти к нему на коленях, чтобы схватиться за ноги и целовать их долго и упорно, но тут из сумрака комнаты неожиданно показался слуга шамана. Он грозно загремел массивным телом и громогласно объявил:
– Нельзя трогать колдуна! Иначе не будет удачи в лечении!
Старуха взвизгнула, отшатнулась от заколдованного страшилища и повалилась на спину. Шаман усмехнулся про себя, видя, что нахмуренный дед даже не попытается ей помочь.
– Фу, окаянный! – заверещала она, отползая обратно к лавке и поднимаясь на ноги. – Проклятое бесовское чудовище!
– Тихо в моём доме! – гаркнул шаман и грозно затряс бубном, а в тёмных углах комнаты загремели взволнованные духи, которых разозлила наглая выходка посетительницы. Духи стучали камнями и шипели, а где-то далеко противно визжало что-то непонятное.
Посетители сразу затихли, старуха мигом уселась на лавку и прижалась к мужу, который тоже порядком испугался, хотя и старался не подавать вида.
Шаман незаметно усмехнулся в густые светлые усы и продолжил:
– Говори сам, юный отрок, рассказывай, как занемог, и что с тобой в сей скорбный миг!
Парнишка поднял на него измученные глаза и проблеял:
– Давно живот болит. Нету сил. Мучаюсь каждый день.
– Пищу исправно принимаешь?
– Не хочется мне.
– Тошнит тебя?
– Тошнит, – согласно кивнул парень.
– Муторно?
Опять кивок.
– Не принимает тело пищи?
– Не принимает, – тяжко вздохнул больной.
– Началось с чего? Помнишь?
– Да как не помнить, святой ты наш человек! – снова не выдержала молчания бабка. –