Беседу с Изой, их последнюю, и единственную беседу он оставил на потом. Боялся, да, боялся, но и надеялся. В конце концов, не выдержал и прокрутил перед мысленным взором весь их короткий диалог. Нет, он был уверен, что она ни о чем не догадывалась тогда. Уверен, но боялся.
Воспоминания об этой беседе были не такими резкими, но более живыми, сильными.
Она встретила его за хижиной Уны, у ямы отходов. Она только что вынесла что-то из хижины знахарки и, завозившись около ямы (случайно ли?), встретила его. Он принес мешок старых рукописей, превратившихся в труху. Еще несколько лун назад они с учителем очень осторожно разобрали каждую и перенесли все знаки и рисунки, черточка к черточке, на новый пергамент. Теперь эти рассыпающиеся хранилища древних знаний превратились в обычный мусор. Дин нес нетяжелый, но очень объемный мешок так, что ничего не видел перед собой. По пути он думал о превратностях судьбы и времени, превративших бесценные сокровища знаний в горстку ненужной пыли.
И прямо посреди высоких мыслей столкнулся с Изой. Причем столкнулся в полном смысле этого слова – она едва не упала, он уронил свой мешок на песок.
– Ой! – он узнал ее и застыл в полной растерянности. Она стояла так близко, как никогда раньше, и у него перехватило дыхание.
Она слегка наклонила голову, от чего ее голубоватый хохолок смешно качнулся, и посмотрела на него: – Не ушибся?
– Нет, – он сглотнул сухим горлом. Что-то надо было говорить, но слова просто не формировались у него в голове.
– Ты ведь Дин, верно? – она наклонила голову в другую сторону, как будто рассматривая его с разных сторон, – Уна говорит, ты повредил ногу прошлой луной?
– Да, – ответил он, чувствуя себя полным идиотом, но не в силах прибавить что-то еще.
– Что ж, я надеюсь, она у тебя заживет, ведь скоро весенний бег, – сказала она, игриво улыбаясь ему и, слегка проведя своей рукой по шерсти у него на плече, убежала по тропинке.
– Пока! – крикнула она ему, обернувшись, шагов через десять и снова улыбнулась. Еще несколько минут Дин боролся с оцепенением, затем провел рукой в том самом месте, где к нему прикасалась ее рука, и его бросило в жар.
Воспоминания об этом прикосновении до сих пор действовали на него так же. Он завозился в своей койке, скинул с себя одеяло. Металлическое волокно кровати издало скрип, особенно громко прозвучавший в тишине, опустившейся на казарму. В то же мгновение, соседи по койкам тоже заворочались, их кровати заскрипели, кто-то вздохнул во сне, или даже что-то пробормотал.
Окружающие звуки помогли Дину вернуться к реальности, сбросить с себя тень воспоминаний. Ему нужно было решать, что нужно делать сейчас, в этом времени и в этом месте. И решать, основываясь на этом новом знании и новом понимании