– Легавые?
– Черта с два! Солдат нагнали! Сколько уж, не считал, а полно, и со штыками наголо, как охрана короля мавританского!
Теперь уже слушали все, как и желал вестовщик, причем не столько слушали, сколько били кулаками по столам, топали и бранились. Проклятия, призываемые на головы представителей местных властей, падали с большим обилием, чем дождевые капли осенью. Во всем зале молчал единственный человек – Дирксен. Это не осталось незамеченным.
– А ты что же? Не слышал?
– Слышал. Ну и что?
– Так ведь позор на всю провинцию! Невинного человека, ни за что…
– Правильно, позор, беззаконие. – Он говорил спокойно, но к нему почему-то прислушивались. – Только справедливость глоткой не установишь. И битьем посуды тоже.
Сказав это, он поднялся и пошел к выходу.
– Гляди, какой умник выискался! – брякнул кто-то ему в спину.
Он остановился в дверях.
– Я с севера. У нас люди привыкли не орать, а действовать. Что ж, каждый живет как знает.
Дирксен понимал, что рискует нарваться на драку, оскорбляя местный патриотизм. Однако ответом ему было лишь настороженное молчание. Он ушел. Итак, зерно было посеяно. Следовало ждать всходов. А ждать он умел.
Было уже темно за порогом. Тьма стояла тяжелая и одновременно живая, как это бывает только на юге. Может быть, это ощущение возникало из-за близости моря. До самого моря нужно было спуститься. Гостиница стояла на высоком обрыве. Но он сошел по вырубленным в скале ступеням. Прошел по узкой полосе, усыпанной мелкой галькой, край которой ворочался слабой волной. И так же слаб был ветер – не ветер, а дыхание, касавшееся тела. Он расстегнул пуговицу камзола. Перед ним было море – то же самое море, что омывает арвенские пристани, и все же другое.
Какое-то движение почудилось ему за спиной, вмиг сбив несвойственную Дирксену расслабленность. Он даже не смог бы объяснить, что именно ему померещилось – легкие шаги по кромке обрыва? Тень, мелькнувшая на белой гальке рядом с его собственной? Не важно. Сработала привычка.
Он не двинулся с места, хотя все его мускулы напряглись. Он не боялся. Он был готов даже к нападению, хотя его не должно было быть по рассчитанной схеме. Просто он выбрал мгновение, чтобы неожиданно обернуться и увидеть, кто следит за ним. И он никого не увидел. У того, другого, реакция оказалась еще быстрей. Он успел метнуться в темноту и пропасть в ней. Только несколько камешков, стуча и подпрыгивая, скатились с обрыва.
Дирксен никуда не побежал. Он убедился, что за ним именно следят, а этого пока было достаточно.
На следующий день стало известно, что Ридольфи заключен в тюрьму Форезе, а еще через день неизвестно откуда поползли слухи, что старика собираются еще куда-то перевозить.
– В военную тюрьму, – сказал Дирксен, сидя в зале «Генуи».
– А ты откуда знаешь? – с недоверием спросили его.
– Это ясно, как божий день, – спокойно ответил он. – Вы же слышали – арестовали