На примере преступлений, совершенных в нацистской Германии, А. Кемпинский полагал, что совестью человека, совершающего политические преступления, – «человека Третьего Рейха» – был интернализированный приказ вождя. Следствием интернализации такого приказа является абсолютно полное отсутствие чувства вины у военных преступников: оно рождается лишь тогда, когда приказ плохо выполняется. С. Милгрэм [9] называл состояние человека, когда он «слепо» выполняет распоряжения и приказы других лиц, следуя своей роли, а не воле, воспринимая себя в качестве инструмента авторитета и власти, –
агентным состоянием. Эмоциональный компонент в таком состоянии может отсутствовать как в качестве переживания чувств вины, раскаяния, разочарования в совершенных агрессивных действиях, так и в качестве переживания агрессором эмоций в адрес своей жертвы, даже, например, злости или ненависти. Благодаря работам Х. Арендт такой феномен «безразличного» насилия – насилия, обусловленного исключительно выполняемой ролью, – сегодня называют
банальностью или
обыденностью зла. Хорошо иллюстрируют феномен банальности зла следующие строки из произведения Дж. Оруэлла «Англия, твоя Англия» (1941) [11]: «В то время, как я пишу, весьма цивилизованные люди летают над моей головой и пытаются меня убить. Они не испытывают враждебности ко мне, как к индивиду, и я к ним тоже. Они, как говорится, “только выполняют свой долг”. Большинство из них, не сомневаюсь, незлобивые, законопослушные люди, которым и в голову не придет совершить убийство в частной жизни. С другой стороны, если кому-нибудь из них удастся разнести меня на куски точно сброшенной бомбой, он сна из-за этого не лишится. Он служит своей стране, и она вправе отпустить ему грехи». Для таких людей, писал С. Милгрэм [9], убийство как исполнение долга – это одно, а личные эмоции – совсем другое. Свои отношения с моралью они измеряют степенью, с которой их действия подчиняются приказам сверху; выполняя свою работу, они исходят скорее из административных, нежели нравственных соображений. В ряде случаев такие агрессивные действия могут и не быть лишены эмоционального компонента: он обнаруживает себя, например, в переживании страха или стыда за невыполненный или недостаточно хорошо выполненный приказ. В исключительных случаях агрессор может даже испытывать сострадание и жалость к жертве своих действий, как, например, некоторые «учителя» к своим «ученикам» в эксперименте С. Милгрэма, однако другие внешние и внутренние факторы подчинения перекрывают эти эмоции, лишая их побудительной силы.
Содержание социальной роли, определенное тем или иным социальным институтом, идеологически выверенное, может являться не менее значимым фактором агрессивного поведения исполнителя данной роли. В содержание некоторых ролей – полицейского, охранника, солдата, иногда даже учителя (как в известном эксперименте С. Милгрэма), – уже заложена возможность и право использования насильственных моделей поведения. Символами и средствами
