Кристина – Соломония – полная белотелая дама – возлежала на лавке под зелёным атласным одеялом, подбитым соболями. И это были такие соболя, что на них просто нельзя было не обратить внимание. Рядом с лавкой стояла прикрытая кисеей зыбка – Мэри невольно удивилась; печь пылала жаром, но чувствовалось, что комната долго выстуживалась и ещё не прогрелась; вокруг лавки с хозяйкой в беспорядке валялись предметы одежды, полотенца, тюки, корзины – приметы долгого отсутствия и недавнего возвращения.
– Я совершенно измучена после дороги, – сразу после приветствий начала рассказывать хозяйка, – хотя мы специально дожидались зимы, чтобы ехать плавно, в санях.
Оказалось, что Борис Иванович услал своего прихвостня в Яренск, «наводить порядок в делах» (подробности этих дел Мэри спрашивать не стала). С делами пришлось повозиться, а потом неожиданно оказалось, что Соломония беременна.
– Кто бы мог такое подумать, в моём-то возрасте и при таком дохляке-муже, – язвительно заметила госпожа Харитонова, – но хоть какой-то есть прок от этого варвара – моя Варвара.
Мэри испугалась, что слуги могут передать столь непочтительный отзыв хозяйки хозяину – но потом сообразила, что они говорят на немецком, которого слуги наверняка не знают.
Варвара была немедленно показана гостье. Мэри быстро изобразила на лице восторг, который полагается изображать женщине при виде младенца, даже если младенец ей безразличен – но девочка и впрямь оказалась мила: толстенькая, беленькая, щекастая, мирно посапывающая во сне.
– Какие у неё глазки? – шепотом спросила Мэри. – Голубые, зелёные, карие?
– Темные, – счастливо ответила мать. – Meine Rose!
И затем, по-русски:
– Касатушка!
Затем, перескакивая с одной темы на другую и безбожно путая слушательницу, начала рассказывать про Яренск, соболей, короткое лето, мошкару, скуку, первого местного богача и его супругу.
– Представляешь, он вёл дела с голландскими и английскими купцами и заинтересовался европейской одеждой. Итог таков: знакомые купцы привозят ему и его жене камзолы, платья, шляпы, трости – и гуляют они по улицам Яренска в таковом виде, даже в церковь ходят только так. Местный поп пытался возражать, но потом смирился. Я покорила его жену тем, что научила её пользоваться некоторыми деталями одежды и дала пару советов. Кстати, а ты-то почему в европейском платье?
Пришлось объяснить Соломонии, что за время её отсутствия в Москве произошли большие перемены: по распоряжению патриарха Никона, который имеет неограниченное влияние на царя, всем иноземцам предписано срочно переселиться в специально отведённую часть города – так называемую «Немецкую слободу», и носить одежду европейского образца – «немецкое платье».
– Меня, – говорила