Глава 1.
День стоял ясный и безоблачный. В далекой бездонной синеве неба не было даже слабого намека на приближающуюся грозу. Сколько бы я ни разглядывал ее, мне так и не удалось обнаружить хотя бы малейшее свидетельство того, что жара скоро спадет, а ее место займет приятная прохлада. Яркий свет солнца слепил, вызывая в глазах нестерпимую боль с настойчивостью искушенного в своем деле палача, словно бы говоря, что мне здесь не место.
Чего уж таить, солнце я не любил, ровно как и порождаемую им жару. Но даже ощущение собственных неудобств теряло свою значимость в сравнении с тем праведным негодованием, которое возникало, когда что-то мешало мне фотографировать. И какая разница, кто был причиной этих помех, человек, или сама стихия?
Нажав на кнопку камеры, я услышал щелчок затвора. Наверняка мои попытки получить хороший кадр в очередной раз ни к чему не приведут. Фотография выйдет засвеченной. На жестком листе бумаги будут видны лишь размытые, едва различимые контуры, утопающие в расползающейся по ней, словно опухоль, белизне. Такое происходило со мной нередко. Хотя, если взглянуть с другой стороны, всегда существовала небольшая вероятность, что снимок все же выйдет удачным. В данном случае наиболее приемлемо было бы слово «судьба», для тех, кто в нее верит.
Главная проблема состояла в том, что я фотографировал только так, как мне нравится, и профессионалом в этом деле точно не являлся. Дополнительную сложность вносило мое решение отказаться от цифровой камеры и использовать «старую добрую пленку».
Замок поодаль от меня темной скалой возвышался над зеленым холмом, в подножие которого врезался густой лес. Чтобы очутиться у его входа, нужно было еще некоторое время идти по узкой извилистой тропинке, петлявшей среди деревьев и беспорядочно разбросанных вокруг, покрытых мхом валунов. В центре ровной глубокой линией лес надвое рассекали воды небольшой реки, дарующей слабую надежду на то, что у ее заросших берегов жара хотя бы немного спадет. Однако чуть левее массив деревьев тоже обрывался, сменяясь желтоватой, выгоревшей под гнетом палящего солнца травой. Она покрывала оставшуюся часть холма, с одной стороны подступая к руинам замка, с другой – спускаясь к казавшемуся почти неподвижным омуту. Идти оставалось недолго.
Несмотря на все буквально преследовавшие меня трудности и опасность быть арестованным за нарушение границ частных владений, мне до безумия нравилось все это. Ничто не могло сравниться с возможностью запечатлеть навеки мимолетные моменты, которые, если бы не мой случайный снимок, навсегда исчезли как из этого мира, так и из моей собственной памяти. Мне приятно было думать, что я составляю таким образом своего рода летопись мест и событий, не доступных остальным. Все, кого я знал, без исключения считали это занятие глупым и наивным. Но что поделать? Порой люди находят себя в довольно странных вещах.
Разъезжая по разным странам, я фотографировал все, что хотя бы немного заставляло трепетать незримую нить моей души. Города, живописные места, эмоции людей – это могло быть все, что угодно. Особенно меня привлекали старинные особняки и полуразрушенные замки, закрытые для обычных туристов. Мне казалось, что история любого, особенно старого жилища, начиналась еще на подступах к нему. Как приближаясь к живому человеку, можно почувствовать его дыхание, теплоту тела, ощутить на себе его взгляд, так и в случае с строениями древности. Их влияние присутствует везде. В воздухе, застывающем меж теней, в тяжелом сладковатом запахе камня и исходящем от него холоде.
Я жил так уже почти год. В городе, где ранее протекало мое существование, мне удалось открыть два магазина, которыми руководили доверенные мне люди. Еще время от времени я писал статьи для одного не слишком известного журнала. Денег для путешествий мне хватало, поэтому возвращался из них я крайне редко.
В свои двадцать шесть лет я был одержим изучением новых языков, камерой, которую не выпускал из рук, и неугасаемым желанием перебираться с места на место. Часто быстрым перелетам я предпочитал долгую дорогу в поездах. Путешествуя именно таким образом можно было отдохнуть и утомиться одновременно. В завершении подобного переезда любой, даже самый дешевый отель, скрывал на время свои недостатки. А после крепкого сна я просто переставал обращать на них внимание. Первый взгляд на чужую страну оставался чист и не испорчен влиянием незначительных мелочей.
Размышляя об этом и безуспешно пытаясь спрятаться в собственных мыслях от палящего зноя, я приближался к замку.
Теперь дорога уходила вниз, по краю склона, к слабому изгибу ленты реки. Я не слишком-то спешил. Какое-то потаенное чувство подсказывало, что вскоре мне доведется увидеть нечто грандиозное. И сейчас я стремился продлить нарастающие внутри ощущения нетерпения и восторга.
Наконец, я остановился всего в нескольких метрах от кромки воды. Здесь действительно было прохладнее, однако изнуряющие потоки тепла, ранее обрушивавшиеся сверху, уже успели лишить меня большей части