Оболганный император. Вера Тумасова

имела мягкие черты лица, плавность движений, скромность, умеренность, тихость, аккуратность, сентиментальность, верность мужу, семье и престолу, простоту помыслов и обыкновенность женских интересов к устройству домашнего быта. «Ах, Ланель! – писала она своей вюртембергской наперснице – баронессе Оберкирх¹³⁶ на третьем месяце супружества. – Как я рада, что ты не знаешь моего прелестнейшего из мужей. Ты влюбилась бы в него, а я бы ревновала моего ангела, моего бесценного супруга. Я без ума от него». 31). Французский посланник в Петербурге Корберон сообщал своему правительству: «Ее ум и характер не соответствуют ее сану. Тесный круг ее понятий всегда будет удерживать ее в пределах домашнего очага. Вюртембергская принцесса, великая княгиня, даже если она будет императрицей, все равно останется не более чем женщиной». 31).

      Песков⁹ отмечает, что она проживет долгую и равномерную жизнь, став для своих подданных образцом кротости, невмешательства, чадородия и оставив нам дворцово-парковый ансамбль, названный в честь мужа Павловском, где всё в Павловске носит на себе печать томной женственности Марии Фёдоровны. 31).

      Валишевский²⁴, как это ему свойственно, в бочку мёда обязательно добавит ложку дёгтя. Он писал, что несмотря на то, что «… из нее обещала выйти прекрасная жена и безупречная принцесса: при ее основательном образовании, разнообразных талантах и прочих добродетелях у нее было только несколько маленьких недостатков», 7). часть из которых, были вывезены ею ещё из дома и сохранились в России, а другие были благоприобретённые. «… она была до того бережлива, что, если верить Корберону, не колеблясь присвоила себе все старые платья, оставшиеся от первой жены Павла, и не стеснялась требовать у камеристок даже башмаки покойной». 7). При всём притом, «… она любила до страсти пышность, внешний блеск, церемониальные празднества и торжества, но также и мелкие придворные интриги». 7). Корберон предполагал, что она «… в качестве великой княгини или императрицы, будет только женщиной и ничем больше». 7). Валишевский считал, что Корберон ошибся: «В известной мере, – насколько ей это позволял ее ум, бесспорно не большой, – вторая София имела притязания на более видную роль. Во-первых, и прежде всего, она старалась быть на высоте своего положения, не зная в этом отношении ни минуты отдыха. Она с утра до вечера была затянута в парадное, церемониальное платье, принуждая к тому же всех своих приближенных: она не забывала об этом требовании по отношению к себе и другим даже при самых интимных подробностях своей домашней жизни». 7). «То, что утомляет других женщин, – писал Головкин¹⁵⁷, – ей нипочем. Даже во время беременности она не снимает с себя парадного платья, и между обедом и балом, когда другие женщины надевают капот, она, неизменно затянутая в корсет, занимается перепиской, вышиванием и иногда работает даже с медальером Лампрехтом»». 9).

      Современники самым восторженным образом отзывались о высоконравственной