По-нашему говорил плохо. Переводчик помогал. Мордастый такой, губастый.
Ни офицер, ни переводчик нас не били, пальцем не трогали – брезговали, наверное.
А допрашивать нас им помогала целая свора разномастных палачей. Все в военной форме. Тут и солдаты немецкие и какие-то хлыщи в той же форме фашистской с белыми повязками на рукавах… Уже позже я узнал – бандеровцы это были.
…Били, рвали нас без передышки, без перекуров. Отливали водой и снова пытали.
Я даже не знаю когда – днем или ночью – мне на груди вот этот якорь вырезали. Очнулся – гляжу, у братишек моих вот такие же якоря кровью пузырятся, истекают. Глаза скосил – и у меня грудь в крови. Боли не почувствовал. А крови и до этой татуировки и на наших телах, и на полу, и даже на стенах хватало. И боли хватало…
Ну вот, по-нашему говорят, хохочут фашисты и их прихвостни-холуи: «Причастили вас – якоря за кресты сойдут. Утром расстреляем и прямиком туда – на небушко. Якорями крещенные в рай попадете, нам спасибо скажете…»
И действительно, утро настало – солнышко яркое-яркое из-за нашего восточного берега приподнялось – вывели нас на высокий яр, почти на то самое место, где мы по тропинке поднимались.
Поставили нас в ряд на самом краю обрыва.
Жахнули из автоматов.
Упали Вася Дубков, Витя Козырин, Володя Субачев. И я упал.
Но что это такое – боли, кроме той, какая уже была, во всем теле была, нет. И небо, и солнце – вот они – не погасли, не почернели.
И стоят надо мной палачи. И хохочут… хохочут… хохочут…
«Эй, поднимайся. Чего валяешься как свинья. Вставай! Вставай! Легко умереть задумал. А мы тебе умереть не дадим. Ты командир этих бандитов. Ты их трупы к своим и повезешь.
…Привезешь – и тебя твои же братья-матросики за предательство повесят. И попробуй докажи им, что ты не предатель. Вся твоя шайка в лодке мертвой лежит. А ты, командир, сидишь, веселками помахиваешь…
Повесят. Обязательно повесят. И останешься ты навсегда, на все времена предателем. Ха-ха-ха – предателем!..»
…Побросали ребят, братков родных моих в лодку. Втолкнули меня. Сунули весла в руки: «Плыви, предатель!»
И поплыл я. И приплыл. В том месте Днепр нешироким был и бой воды в нашу сторону был.
И хоронили друзей, братков без всяких почестей.
И таскали меня в особый отдел, многократно таскали… Всего я нагляделся, натерпелся…
Но знаешь, Андрей, какой страх самый страшный на свете?
И опять после долгого молчания Сергей Сергеевич сам же ответил на свой вопрос:
– Это тот страх, который ты испытываешь, когда слышишь, как твои палачи на твоем же родном языке говорят…
…Было темно и тихо. В окно полусонно, убаюкивающе постукивал дождь.
Но спать не хотелось.
15–22 марта 2016 г.
Знамя Победы
Уткинские посиделки
Не