Естественно, после таких представлений мы не могли не задавать себе вопрос: что делать? Но среди нас не было ни героев, ни борцов, ни способных на диссиденство. Видимо, для этого нужен особый склад характера, какой-то другой более высокий уровень возмущений. Мы же принадлежали к той прослойке не совсем безыдейных, думающих и жаждущих реализовать свои возможности с пользой для себя и общества, не конфликтуя с системой, используя ее слабые стороны, но не кривя особо душой, не вступая в противоречие с собственной совестью. Также , чтобы реализовать себя без лишних ограничений и не быть вне коллектива, вне обсуждаемых кем-то проблем, а отнюдь не по идейным соображениям, мы вступали в партию. Потом обращались в ее высшие органы по вопросам, не имеющим никакого отношения к политике, а только по тем, что считали нужными и важными для дела, для страны и народа. Короче, использовали систему в общечеловеческом плане, и в то же время критиковали ее между собой вдоль и поперек. Мы не пропагандировали партийные лозунги, не агитировали за разные глупости, но и не сопротивлялись им активно, голосовали безмолвно «за» и, не имея за плечами исходного багажа, которым обладали наши отцы и деды, гробили себя, а тем более следующее за нами поколение своей беспринципностью и готовили базу для того, что должно было в конце концов случиться.
В 1950 году я пришел на Уралмашзавод. Направление на него получил необычным способом. На четвертом курсе меня избрали председателем факультетского научно-технического общества. С обществом, кроме поступления на завод, связано еще одно событие. Я позволю себе в порядке отступления рассказать о нем. Оно как-то характеризует общую