Работала я лаборанткой – ну очень хорошая работа для выпускницы престижного вуза.
И внешность у меня выдалась подстать – не красотка, но и не замарашка какая-нибудь. Может, излишне бледновата, но таких бледных молек девятьсот девяносто девять тысяч на миллион, так что я давно уже перестала комплексовать.
Если бы меня спросили, чем плоха моя жизнь, вряд ли я смогла бы сказать. Ответ, который на самом деле просился на язык, показался бы глупым сотням и сотням людей, у которых всё очень плохо – или наоборот, очень хорошо.
Ответ этот был – «тоской». Пустотой. Ощущением, что я застряла в бесконечном Дне сурка. Что время не движется вперёд.
Когда мне было шестнадцать, иногда, разглядывая пассажиров в метро, я думала – а что если мир, в котором мы живём, это ад? А настоящий мир, в котором люди не предают, оценивают не по лицу и презрение не становится единственным мотивом для ненависти – может, этот мир где-нибудь есть, но нас всех сослали сюда, потому что мы не годились для него?
Если бы меня спросили о подобном теперь, я бы грустно улыбнулась и сказала, что это очень неплохой сценарий. Но на самом деле он не может быть правдой. Даже не потому, что нет никаких других миров – хотя их, конечно же, нет. Просто потому, что этот мир слишком тих и бестолков, чтобы быть местом для наказания. Он… преисподняя, может быть. Или Булгаковский покой. Мир, в котором не происходит ничего.
Мир, в котором все чувства – лишь слабые отголоски эха других, настоящих чувств.
Иными словами, мне не слишком то нравилась моя нормальная, почти сложившаяся и нифига не такая, как хотелось бы, жизнь.
Однако день семнадцатого мая, когда всё это началось, стал почти особенным с самого утра.
Мне не везло.
Не могу сказать, что мне вообще когда-нибудь везло, но в этот день всё вовсе шло кувырком. Скандал с водителем автобуса, который едва не заехал дверями мне по голове, был только первым звеном в цепи неудачных событий, которая вечером чудесным образом закончилась заявлением об увольнении, опущенным декану на стол.
Тот смотрел с удивлением, пытаясь понять, что на меня нашло. А я просто чувствовала, что мне нужно разорвать эту цепь. Сделать хоть что-то, чтобы окружавшие меня люди заметили, что я есть.
Не знаю, чего я ожидала.
Что меня будут отговаривать?
Бред.
Он молча опустил взгляд на листок и поставил подпись. А я, понимая, что отступать некуда, понесла этот банальный квестовый предмет дальше, по всем необходимым инстанциям.
В восемь вечера я сидела в кафе, из тех где столики стоят прямо на улице, так что над тарелками висит запах бензина. Потягивала коктейль из высокого стакана и думала – что же на меня нашло? И что делать теперь?
Жалко не было.
Я ничего не потеряла. Но я и ничего себе не доказала.
Денег оставалось на пару месяцев. Я думала, что наверняка легко найду такую же бестолковую работу, как та, что я только что потеряла.
Ну или не найду. И тогда