Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков. Наталья Васильевна Пушкарева

и осуществление выбора на акциональном уровне226. Некоторым современникам-мужчинам казался «привлекательным» новый «тип серьезной и деловитой девушки»227, который «в обществе народился» к эпохе модернизации. Вместе с тем появление этого типа требовало от них выработки новой модели поведения по отношению к таким женщинам, в том числе и речевого, заставляло «взвешивать свои выражения»228.

      До эпохи буржуазной модернизации девичество как жизненный этап осмыслялось в терминах социально навязываемого ожидания «решения участи», отождествлявшейся исключительно с замужеством229. Считалось, что и получение образования и даже придворная карьера – всего лишь подготовительные стратегии достижения главной жизненной цели женщины – выхода ее замуж. Не случайно женское среднее образование, в частности институтское, не имело профессиональной востребованности, о чем мне уже доводилось писать230. Женские институты, созданные с целью формирования в России «новой породы… матерей»231 и выполнявшие функции социального призрения для девочек-сирот и дочерей неимущих или малоимущих дворян232, репрезентировали свой конечный продукт как обладающих светскими манерами потенциальных домашних хозяек233. Лучшие выпускницы получали при окончании института так называемый «шифр»234 («золотой, украшенный бриллиантами вензель императрицы под короной на банте из андреевской ленты»235). Мемуаристка А. В. Стерлигова описала церемонию «раздачи шифров институткам Екатерининского института»236: «Обратившись к нашему инспектору, она (Ее Величество. – А. Б.) приказала читать фамилии награжденных девиц, а принц подавал шифры, и каждая из десяти по очереди подходила, становилась на левое колено на скамеечку и подставляла левое плечо Императрице, которая прикалывала собственноручно булавкой, подаваемой ей фрейлиной; после чего каждая, поцеловав ручку Ее Величества, отвечала на вопросы, а потом, сделав низкий реверанс, отходила задом на свое место к окну, где и была удостаиваема милостивыми разговорами присутствующих особ царской фамилии»237. «Шиферницы»238, как их называли, могли рассчитывать на придворную карьеру фрейлины (не случайно мемуаристки употребляли выражение «фрейлинский шифр»239, или «шифр фрейлины»240) с последующей перспективой опять-таки «составить блестящую партию»241. Именно поэтому многие дворянки ценили фрейлинский шифр не как признание образовательных достижений, индивидуальных заслуг, публичного статуса, а как способ устранения финансовых препятствий к замужеству. По словам В. Н. Головиной, ее «belle-sœur»242, княгиня Голицына, «хотела, чтобы ее старшая дочь получила шифр, потому что с этим отличием связывалось приданое в двенадцать тысяч рублей»243. Вместе с тем на рубеже XVIII–XIX веков, «в начале царствования императора