– Не хочешь отвечать? Что же, продолжай хранить молчание, а я сейчас пойду к повелителю и скажу ему, что ты осмелился поднять на меня глаза, и твой напарник, – я указала на другого агу, – это подтвердит, не так ли? Он ведь не захочет, чтобы я обвинила и его?
Разумеется, ничего подобного я делать бы не стала, но с самого детства, нам внушали, что нет лучших глаз и ушей, чем верные слуги, которые вовремя способны предупредить тебя о любой надвигающейся опасности. Благодаря проискам Зейнаб ханум, науку манипулировать слугами я усвоила железно, и сейчас с удовлетворением наблюдала за тем, как еще совсем недавно смеющий проявлять неуважение к ханской дочери, по-прежнему не поднимая глаз взмолился:
– Умоляю вас, госпожа, не губите! Если хан узнает, что мы подслушивали его разговор, он велит вырвать нам языки!
– Он ничего не узнает, клянусь! – я не собиралась мучить несчастного, только хотела знать, что произошло. – Что сказал отец? Почему Джабир был не в себе?
– Да хранит вас Всевышний, госпожа! Повелитель не стал выслушивать объяснений, а обвинил вашего брата в том, что по его вине вас чуть не убили. Он сказал, что, если бы ханзаде уделял должное внимание возложенным на него, как на преемника обязанностям, всего этого бы не произошло. Разговор закончился тем, что ваш отец пригрозил, что лишит его статуса наследника и завещает трон одному из других сыновей.
– Он не посмеет, – выдохнула я, чувствуя свою вину за происшедшее. Нужно было как-то успокоить разгневанного государя и заставить его изменить своё необдуманное решение.
Машинально сосчитав про себя до трёх на английском языке, которому меня с рождения учила матушка и которым я владела в совершенстве, я сделала глубокий вдох и постучав, вошла в покои повелителя.
* * *
Наследник бежал, не разбирая дороги, всё равно куда, лишь бы подальше от дворца и несправедливых обвинений. Он пытался, несмотря на то что мать и тётки настойчиво отговаривали его от столь опрометчивого шага, честно пытался рассказать отцу, как всё произошло на самом деле. Однако, когда дело касалось младшей дочери, внимательный к мелочам хан становился абсолютно глух к любым словам. Не чаявший души в Фарах, которая была ему дороже всех остальных детей, он был готов ради неё на всё.
– Так ведь и я готов! – не выдержав, крикнул Джабир. Он отбежал уже на достаточное расстояние от дворца, чтобы не опасаться, что его могут услышать. – И я готов, отец!
Одному Всевышнему известно, что юноша пережил, когда увидел тех разбойников. Он, не ведающий страха воин, испугался как мальчишка, но не за себя. Фарах! Стоило только подумать, о том, что кто-то мог осмелиться дотронуться до неё, как внутри него просыпался дикий зверь, единственным желанием которого было рвать и кромсать всё вокруг.
– Она моя, слышишь? – мысленно обращаясь к отцу процедил сквозь зубы юноша, – Моя! Я убью любого, кто осмелится приблизиться к ней!
– Простите