– Оригинальное название, – заметил Лисин, прищелкнув пальцами. – Сколько фантазии, настоящего лоска. А что в девяностом-то случилось?
– Запах перемен пошел, – подумав, нашел подходящий ответ Гасилов. – Кстати, у вас там с названиями гостиниц тоже, кажется, проблемы?
– Неправда. У нас их сносят, не переименовывая.
Глава 4
Ночь прошла как короткий сон уставшего человека, без воспоминаний, тяжелого осадка и тревоги. Просто прошла. Как дождь. Вот он внезапно начался, залил тротуары и сбил с деревьев сухие сучки. Спустя всего десять минут вода ушла, и осталась лишь свежесть, напоминающая о дожде, как о короткой ночи. Еще через минуту забудутся и дождь, и ночь.
– Сколько в городе районов?
– Четыре. – Гасилов успел съездить в больницу на перевязку и теперь чувствовал себя весьма неуютно.
Рану зондировали, чистили, но это было не самое неприятное. Особенно гадким оказалось обещание врачей делать это каждый день в течение недели.
– Значит, четыре райотдела полиции плюс городское управление. Итого – пять. Юштин, я хочу, чтобы ты взял под контроль все сообщения, поступающие в эти инстанции. Я должен знать все, что происходит в этом городишке, жители которого люто ненавидят прокуроров.
Кабинет Мартынова важняк решил более не занимать. Психологический эффект был уже произведен, мешать же работе прокурора города следователь комитета не намеревался. Штаб своей группы Лисин разместил в кабинете на втором этаже прокуратуры. Сначала он согласился на тот, откуда был изгнан продажный следователь, но утром отказался, сославшись на отсутствие подключения к Интернету.
Настоящая же причина была куда более тривиальной. Ему почему-то без всяких видимых оснований расхотелось пользоваться кабинетом, предложенным накануне. Он знал, что данное помещение на всю ночь останется без его присмотра. С этого момента в кабинете постоянно находился кто-то из тех, кого он привез из Москвы, – Сидельников либо Юштин.
Сидельников, как и обещал, накануне сумел раскрутить старичка Пряхина, и без того разговорчивого. Теперь в распоряжении Лисина имелся уже третий вариант словесного портрета предполагаемого преступника. Снова совпали коричневые туфли, черные брюки и куртка того же цвета.
Старик упоминал что-то о черном свитере и таких же перчатках, но, по мнению Гасилова, это было уже чересчур. Если человек одет в черное от шапки до носков и трусов, то это тоже особая примета. Если бы речь шла о преступлении, совершаемом ночью, то данное описание вряд ли вызвало бы неприятие. Но среди бела дня рядиться по принципу спецназа ГРУ не просто рискованно. Это глупо.
Остались и голубые глаза, которым дедок, знавший фамилию жены Ленина, придал особую значимость. «Я бы назвал их синими, но вы решите, что я был нетрезв».
Словом, у Лисина не было ничего, что позволило бы ему описать кому-то предполагаемого преступника и услышать: «Я знаю этого человека». Кровь