Махно. Полковая казна. Никита Суровцев

всех сторон послышалось чирикание: «вся?», «навсегда?», «везет же некоторым», «а я то же не замужем», «а можно мы вдвоем, мы вместе учились и подруги». Все это чириканье сопровождал девичий смех. Софья Борисовны обвела всех строгим и властным взглядом и в отделе тут же наступила тишина. Из-за своего стола поднялась девушка с русыми волосами. Сказать, что она была просто симпатична – это то же, что сказать про картину Леонарда да Винчи «Джоконда» – это просто картина. Марина, на мой взгляд, была самым нежным цветком в этом роскошном букете женского великолепия. Она изящно повернула свою русую головку в мою сторону и как говорят классики: «Наши взгляды встретились», встретились посредине разделяющего нас пространства, встретились яркой вспышкой – молнией, которая, как мне показалось, озарила все вокруг. Её зелено-серые глаза имели чуть раскосый азиатский разрез. Аккуратный носик имел профиль греческих богинь. Чуть припухлые губы, из-под которых светились перламутровые, ровные зубки манили своей свежестью. Невесомый, точеный подбородок выгодно оттенял нежную, бархатистую, шею. Легкий, естественный румянец дополнял описание её портрета.

      Одета она была в свитер из тонкой ангорской шерсти черного цвета с высоким воротом и юбку шотландку цветов клана Маккуин. Ножки были запакованы в чёрные из тонкого трикотажа гамаши, в те времена ни лосины, ни легенцы, тогдашняя мода ещё не знала. На ногах были австрийские зимние сапожки из чёрной замши на высоком каблуке. На тонкой талии к месту был широкий пояс из чёрной замши с причудливой пряжкой цвета антрацит. От моего взора не ускользнула и та часть женской фигуры, которая всегда привлекает настоящих мужчин. Её грудь эффектно выделялась на фоне черного свитера и имела весьма рельефную форму. В те времена ещё не было лифчиков модели «пушат», по этому, с уверенностью можно было утверждать, что её грудь была реально третьего размера.

      Прервал моё оцепенение Николай Васильевич,

      – Ну что, дети мои, попрошу на выход. Нас ждут великие дела! – и мы отправились к художнику.

      Глава 4

      Владимир Леонтьевич встретил нас в своей мастерской с неизменным мундштуком в зубах. Он поднялся со своего крутящегося стула, и вынул изо рта сигарету. После короткого знакомства и озвучивания сути нашего визита официальная часть была окончена. Махно бережно, по отцовски, взял руку Марины и с поклоном, как истинный джентльмен, поцеловал её запястье. Мы немного потрепались ни о чем, после чего Махно предложил за знакомство выпить по пятьдесят грамм коньячку. Наш кадровик замахал рученьками,

      – Не обессудьте друзья, но это не про меня. Дал зарок себе и своей половинке, после определенных событий, приведших к плачевным последствиям, что больше ни грамма в рот, ни сантиметра… – чем вызвал дружный смех.

      – Ну на нет и суда нет, – проговорил художник, улыбнувшись, – Прошу прощенья, милая барышня, – тогда я впервые услышал такое обращение к девушке и оно мне очень понравилось, – Составьте нам