– А кто такой Фердинанд?
– Не кто, а что. Немецкая самоходка времен второй мировой войны. На самом деле «Элефант», просто у нас ее звали по-другому. Мощная, быстрая, уверенная и умная. Стоит в укрытии, потом высунется, вдарит из пушки «88» – никому мало не покажется!
– И тетя Рита на нее похожа?
– Полная копия.
– И все равно она вас не любит, – упорствовала девчонка. – И вам изменяет.
– Откуда ты знаешь? – невольно спросил Ганцев. – Ты держала свечку?
– Ничего я не держала. Ни свечку, ни печку. Просто мама и тетя Рита подруги не разлей вода. Всё знают, всё обсуждают, всё делают для друг друга. Я слышала, тетя Рита говорила маме: «прикрой меня, если что». У меня память железная. Вам что, сказать, сколько раз это было, когда летом, когда зимой?
Ганцев вспомнил, что жена в самом деле иногда не ночевала дома, ссылаясь на школьную подругу без объяснения причин.
Ксеньке он поверил, ей не было причин врать.
Но нерадостное знание ничего не меняло.
Он не имел права укорять жену, лежа в постели с девчонкой.
Да и вообще, с Маргаритой они давно спали под разными одеялами.
Она имела право на полноценную чувственную жизнь.
– Вы совсем не ревнуете тетю Риту, дядя Слава? – поинтересовалась Ксенька.
– Об этом говорить не будем. Мы вместе столько лет, что теперь друзья, неразделимые по жизни. Всем известно, что человек существо полигамное. И, кроме того…
– Она вас не любит, а я люблю, – перебила она.
– Ксеня, не говори о том, чего еще не понимаешь.
– А что – кроме?
– Сейчас я с тобой, а не с ней.
– Это радует, дядя Слава, и еще вы неправы в отношении моей мамы.
– В чем я не прав, Ксенька?
Кот не появлялся: видимо, успокоился и снова улегся за аспарагус – они лежали вдвоем, сплетясь телами.
– Ну ясное дело, неправ. Я имею интимное дело с ее дочерью, чего делать нельзя.
– Не в этом. В том, что она всю жизнь от вас без ума, а вы не делаете ни шага ей навстречу.
– Вот тут ты говоришь ерунду, Ксеня, – возразил Ганцев, вспомнив язвительные реплики Эллы. – Твоя мама меня терпеть не может, ни одного слова без яда.
– Вы не понимаете, дядя Слава, – ответила девчонка. – Вы мужчина и смотрите по-своему. А я женщина и все вижу со стороны. Мама бесится потому, что вы смотрите на ее коленки и больше ничего не делаете. Вот и дерзит вам, как школьница.
– Как школьница, – повторил он, пораженный новым знанием.
– Ну да. Хуже школьницы на самом деле. Даже я не держу… не дерзю… ну, в общем, не говорю такие дерзости своим парням.
– Ну ты, Ксенька, черт бы тебя взял. Ты как-то слишком глубоко зришь в корень.
– А то. Я давно