Мамочка сидела возле окна, под глазами было видно следы туши, губы казались распухшими, коленки и локти в ссадинах, как будто она свалилась с велосипеда. От страха у меня задрожали коленки. «Тебе больно, мам?», – спросила я почти шепотом. Она слегка вздрогнула, на ее губах расплылась странная улыбка, она тронула кончиками пальцев свои губы и словно нараспев произнесла: «Ох, милая, мне очень хорошо…». Я вспомнила, как однажды Вильям свалил меня с дивана, и мне тогда здорово досталось – содрала кожу на ладошках, но это было совсем не «очень хорошо». Наверное, мамочка просто не хочет, чтобы я волновалась, подумала я тогда.
А на следующей неделе он, придя в очередной раз к маме, подарил мне розового плюшевого зайца. Я улыбнулась и прижала игрушку к груди.
– Ширли, – обратился он к маме, поглаживая меня по голове, – что за странное имя у твоей дочери – «Дэмит»? Звучит, как какая-то глупая шутка1. Она удивительно чистый и добрый ребенок, – мистер Бивер переместил ладонь с головы мне на щеку, – поражаюсь ее безграничной доверчивости. Чудесная девочка.
Я, покраснела до корней волос и отвернулась. Эдмонд тут же словно потерял ко мне интерес и подошел к маме. Она расслабила его галстук и что-то шепнула. Мужчина взял ее за руку и подтолкнул в сторону окна. Может они и хотели, чтобы я ничего не видела, но я точно помню, как странно мне было наблюдать за тем, как они целуются, издавая гадкие чавкающие звуки. Он трогал маму через тонкую ткань халата, она хихикала и притворно отводила его руки от своего тела. В какой-то момент мне ужасно надоел этот спектакль, я схватила игрушки в охапку и побежала в свою комнату, не забыв демонстративно хлопнуть дверью.
– Кто знает, куда пропадает доброта, когда мы взрослеем? – С важностью изрек мистер Бивер, полагая, что я не слышу его, – Детишки просто бесконечно добры…
Когда дверь за мной закрылась, я стала прислушиваться. Вильям рассказал мне, что делают мужчины и женщины за закрытыми дверями. Кузен называл это «грязные делишки». Он сказал, что женщинам это настолько нравится, что они готовы ползать на коленях, лишь бы мужчина снова повторил это с ними. Теперь я сидела затаившись. Через тонкую перегородку я слышала тяжелое мужское дыхание, всхлипы и стоны, стук изголовья и скрип ножек кровати по паркету. Время для меня остановилось, но в их комнате оно бежало – дыхание превратилось в рык, а стоны в крики. Я не могла понять, как «грязные делишки» могут доставлять удовольствие, если люди при этом теряют себя, кричат и беснуются.
Я села на пол и безжалостно отрезала ножницами заячьи уши. Потом обмотала шею фигуристой куколки веревочкой и повесила ее на перекладине в шкафу. Немного подумав, я взяла фломастер и крупно написала на лбу зайца – ЭДМОНД, а на груди у куклы – МАМА. Улыбнувшись, я тихонечко прикрыла