В Херсоне произошли изменения. Вице-адмирал Яков Сухотин справился с чумою, построил корабли и просил Потёмкина отпустить его лечиться в Санкт-Петербург. На его место назначили капитана 1 ранга Николая Семёновича Мордвинова главным командиром Черноморского флота, именовавшимся в тот период старшим членом Черноморского Адмиралтейского правления.
Наступила зима и дел по флотской части стало меньше. Контр-адмирал Фома Фомич Макензи, подводя итоги прожитого года решил созвать всех капитанов в своём большом доме в Южной бухте для встречи Нового года. Вот как вспоминал конец и начало нового Дмитрий Сенявин: «…31-го декабря, во весь день было веселье у адмирала Макензи. После роскошного обеда – прямо за карты и за танцы; все были действующие, зрителей никого, и кто как желал, тот так и забавлялся. За полчаса пред полночью позвали к ужину; в последнюю минуту, пред новым годом, рюмки все налиты шампанским, бьет двенадцать часов; все встали, поздравляют адмирала и друг друга с Новым годом; но адмирал наш – ни слова; тихо спустился на стул, поставил рюмку, потупил глаза в тарелку и крепко задумался. Сначала всем показалось, что он выдумывает какой нибудь хороший тост задать; а после скоро приметили, что пот на лице его выступил, как говорится, градом; все начали его спрашивать, что вам сделалось, что вам случилось? Адмирал, сильно вздохнув, сказал; „мне нынешний год умереть, 13 нас сидит за столом“. Тут все пустились уверять его, что эти приметы самые пустые; все рассказывали, что со всяким это случалось по нескольку раз, и все остались не только живы, но и здоровы; наконец, адмирал заключил, что умереть надобно, необходимо, но надобно также и рюмку свою выпить, благодарил всех и всех поздравил с Новым годом и рюмку свою выпил начисто, как бывало с ним всегда. Встали из-за стола, принимались веселиться, да как-то все не клеилось. Адмирал мой сделался очень скучен, однако, не оставил, между тем, чтобы не нарядить себя в женское платье и представить старую англичанку, танцующую менуэт; это была любимая его забава, когда бывал он весел. Скоро все с бала разошлись (потому разошлись, что тогда во всем Севастополе было всех экипажей одна адмиральская коляска, да корабельного мастера одне дрожки, на столбиках, которые в Москве называются войлочки). На другой день адмирал был очень скучен; вечером только у графа Войновича несколько развеселился, остальные святочные вечера проводили довольно весело и так весело, что адмирал мой забыл было, что недавно ужинал сам-тринадцатым. Как вдруг, 7-го числа, на вечере, адмирал занемог, а 10-го, поутру, скончался; мне сердечно было его жаль».
А вот как про смерть Макензи вспоминал капитан Тиздель: «…этот добрый человек имел несчастную страсть и, в наступившие праздники Рождества,