– Любочка, я через это пять лет назад прошла. Мне кажется, опухоли по женской части едва ли не у каждой третьей бывают в возрасте между сорока и пятьюдесятью. Жаль, конечно, что тебя это в молодости настигло. Но всё равно, слава богу, что самое опасное позади. Будут ещё послеоперационные сложности, но главное – жива!
– Спасибо, Маргарита Андреевна.
– Я почему тебе звоню? Твои тебя разыскивают. Сынок вчера прибегал, дочь звонила. А сейчас супруг твой к управляющему прошёл. Ты что, никому ничего не сказала?
– Я пыталась.
– Как же так, Люба?
– Ой, да бросьте! Я знаю, что вы сплетни не одобряете, но по банку уже месяц эту сенсацию пережёвывают, что мой супруг пять путёвок купил: три в Анталию для жены и детей и две на Кипр для себя и секретарши. Про Турцию я ему сразу сказала, что не поеду, что мне под южное солнце нельзя, а в больницу надо. А он – что мне в больницу не надо, у него мама медик, она лучше знает, что мне надо. И детям твердил: вы поедете с мамой, никуда она не денется!
– Вот сволочь! А по поводу Кипра?
– Я ничего сгоряча не делаю. Понимаете, они с мамашей своей могут сказать: ушла от мужа – справляйся сама. И не принять детей на время моего стационара. Опередив, уедут всей своей семейкой, чтобы выставить меня кукушкой, бросившей своих детей. А я останусь с детьми, но при своей опухоли. Поэтому мы три недели вели разговор слепого с глухим. Но уехала я первой, оставив детей мужу.
– Ты безоговорочно решила разойтись?
– Такого не прощают. Я себя не на помойке нашла.
– Я поняла тебя, Люба. Всё, пока, управляющий вызывает.
Прооперировали вчера троих. Двое только к вечеру попытались встать, постояли у койки и снова залегли. А Люба весь день то полежит, то походит, а к вечеру вываливается в коридор, где воздух не в пример свежее, и шаркает из конца в конец. Санитарка, везущая на тележке тюки грязного белья, качает головой:
– Ну, ты скаженная, вчера в реанимации до четырёх часов откачивали, губу вон как порвали, а сегодня уже кросс даёшь. Ох, и живучи русские бабы!
А назавтра приезжает свекровь.
Она зашла в палату, когда Люба с Леной ушли в ванную. Конечно, рано им мыться, но дни стоят жаркие, и плюс к тому окна палаты на солнечную сторону. Так что вернулись они освежёнными и в приподнятом настроении, даже смеясь. И первое, что увидели – мадам Кузнецову, стоящую в проходе между кроватями и брезгливо разглядывающую смятую постель Любы.
Выдержав театральную паузу, свекровь приступила к экзекуции:
– Ну? Что это за своеволие? Тебе лечение назначено отличным врачом, а ты решила сама себе диагноз поставить? Да ты знаешь, какой объём ампутации тут практикуется? Отрежут всё, и никому ты будешь не нужна!
– Софья Семёновна, зачем моим детям это всё, что отрезали?
– Это ещё что? Какая я тебе Софья Семёновна? И не строй из себя дурочку, ты и так недалёкого ума! Мужу своему ты будешь не нужна! Что за капризы! Ей на отдых большие деньги потрачены, а она кочевряжится! Нет, это какой