Мальчик с сердцем цвета индиго. Nilab Sadeqi

светло-лилового до баклажанного цвета. Картина получилась такая, что смотрящему с определенного угла хотелось взять и поднять красивую ветвь с листа черной бумаги. Он очень любил рисовать на черном фоне, так как контраст получался еще ярче, а картина более живой и объемной. Подарок он преподнес, когда отца еще не было дома. Все были в очередной раз восхищены его работой. Ханна знала, что Исмаил считает это занятие тратой драгоценного времени, которое можно израсходовать на более важные и ценные дела. И знала, что, увидь это он, Илану крупно достанется в виде длинного монолога нравоучений отца. Недолго думая, она спрятала картину в свой сундучок с драгоценностями, которые ей дарил Исмаил.

      Вечер маминого дня рождения ждали все. Позвонила Идит, с которой вдоволь пообщалась не только мама. Исмаил каждый раз, разговаривая с дочерью, не мог сдержать слезы, отчего сильно нервничал, особенно когда вся семья была в сборе. Он так и не смог принять то, что отпустил свою девочку в столь далекое путешествие. После разговора с Идит все сели за праздничный стол, и отец семейства был очень доволен, что мама в красном платье, которое он ей так долго выбирал ко дню рождения в подарок. Он держал большую, красиво украшенную мелкими узорами ложку для того, чтобы взять себе салата в тарелку, и понял, что во всей красоте Ханны чего-то не хватает – украшений. Внезапно он встал и направился в спальню, чтобы самому выбрать украшения к платью супруги. На вопросы, куда он пошел, он лишь улыбнулся ей и подмигнул. Открыв сундучок с бережно хранимыми сокровищами своей любви, он заметил маленькую картину сирени. Конечно, в первую очередь он был поражен красотой веточки, но потом какая-то неизвестная сила в нем разбудила того, кого остановить было уже нельзя.

      Вернувшись в обеденный зал, он обратился к Илану:

      – Ты где сегодня был?

      – Делал дополнительные задания по математике, я же тебе говорил,– ответил с колебанием в голосе юноша.

      Он ненавидел говорить отцу неправду, но это был единственный вынужденный способ выбираться смотреть на волны и рисовать закаты. Молодой человек еще сам не понимал, что для него это как вода для растений, без которой их ждет увядание, как воздух, без которого невозможно выжить. Он не понимал, что в доме его души погаснет навсегда свет, если он оставит свою страсть созерцать красоту и покинет кисть и краски. Он сам еще этого не понимал, что говорить об отце.

      – Я тебя сегодня попросил заменить меня в магазине, пока я отъеду за товаром и встречусь с клиентом, а ты мне еще и нагло в лицо лжешь?

      Ярость его охватила его в первую очередь из-за того, что сын занимался недостойными и нелепыми в его глазах занятиями, да еще и украдкой. А вдобавок его и обманули. Это была высшая точка, которую можно было кому-то в семье достичь в его пирамиде злодеяний. И тогда он добавил практически шепотом, сквозь стиснутые зубы:

      – Где эти твои девичьи игрушки? Где твои краски?

      Ничего не оставалось, как встать