Ульяна взяла смартфон и набрала номер. Ответил ей всё тот же пустой женский голос.
– Вчера я вам звонила.
– По поводу?
– Мой муж пропал.
– Нашёлся?
– Да.
– Жив?
– Жив.
– Спал где-то пьяный?
– Нет, конечно. Вы что! Он не пьёт и не курит.
– Рада за вас.
– Он сам пришёл.
– Избил вас?
– Ну, что вы говорите! Нет.
– А что вы хотите тогда?
– Он привёл бомжа.
– Зачем? – спросил пустой женский голос.
– Чтобы помочь. Муж так сказал. Надо помочь.
– Помогли?
– В общем, да. Накормили, спать уложили.
– Ну восхитительно же. Что от нас-то надо?
– Теперь он здесь. Муж ушёл на работу, а бомж спит.
– И?
– Я не хочу с ним оставаться.
– Почему?
– В смысле почему? Это чужой, незнакомый человек, грязный и вонючий.
– Выгоните.
– Просто выгнать?
– Просто выгнать, – повторила дежурная устало.
– Он спит.
– Так разбудите. И выгоните. Если вам его не жалко.
Ульяна сказала:
– Э-э-э. Что же, теперь его тут жить оставить?
– Это вам решать. Либо оставляйте. Либо выгоняйте.
– Но я его боюсь.
– Он вам угрожал?
– Нет.
– А чего тогда?
– Не знаю. Он страшный.
– Оружие есть?
– У меня? Откуда?
– У бомжа вашего есть оружие?
– Он не наш. Не мой. И оружия нет, как мне кажется.
– В чем проблема тогда? Взяли и выгнали. Соседей подключите. А будет сильно сопротивляться… Что ж, тогда, наверно, вышлем наряд. Раз такое дело.
– А можно сразу наряд? – спросила Ульяна.
– Наряд будет, если будут сложности, – ответила дежурная. – А пока я их не вижу. Делайте так, как я вам сказала.
И снова добавила:
– Если не жалко.
Потом она повесила трубку, а Ульяна растерянно смотрела на экран смартфона, пока тот не погас.
Курить хотелось всё сильнее. Ульяна порылась в обувной коробке, нашла никотиновый пластырь и прилепила на руку. «Мёртвому припарка», – подумала она. Но выбора не было. Она легла на кровать. Федя тут же вскарабкался на живот. У него были острые лапы. Ульяна попыталась представить, что скажет бомжу, когда он проснётся. «Пожалуйста, уходите отсюда». Надо ли говорить «пожалуйста»? Лучше так: «Вам пора идти». Просто и понятно. Какие ещё варианты? «Эй, мужик, как там тебя, Ефим?