Флора Конвей: Что я вам говорила!
Лейт. Ричард: Здесь что-то не так. Думаю, вы не говорите нам всей правды, миссис Конвей. Если никто не входил в квартиру и не выходил из нее, значит, ваша дочь по-прежнему там.
Флора Конвей: Так НАЙДИТЕ ЕЕ!
[Я поднимаюсь из кресла и вижу свое отражение в зеркале: бледное лицо, светлые волосы, белая блузка, джинсы. Чувствую потребность сказать себе, что такой и останусь.]
Лейт. Ричард: Сядьте, миссис Конвей! Мы не закончили. У нас еще остались к вам вопросы.
[Я мысленно твержу, что выстою. Что я уже сталкивалась с враждебностью. Что выжила. И что этот кошмар рано или поздно кончится. И что…]
Дет. Рутелли: Пожалуйста, сядьте, миссис Конвей.
Лейт. Ричард: Черт, у нее обморок. Не стойте столбом, Рутелли. Позовите кого-нибудь. Только этого нам не хватало, проклятие!
2. Вранье на вранье
Разговаривая с писателями, всегда помните, что это ненормальные люди.
Ровно полгода назад, 12 апреля 2010 года, мою трехлетнюю дочь Кэрри похитили, когда мы с ней играли в прятки в моей квартире в Уильямсберге.
После обморока на допросе в полицейском участке я очнулась в палате Бруклинской центральной больницы, где лежала несколько часов под охраной двух агентов ФБР. Делом занялось нью-йоркское отделение Бюро. По словам одного из агентов, квартиру в это время потрошила целая бригада, так что если Кэрри все еще там, ее обязательно найдут. Меня повторно допросили, я снова оказалась под огнем вопросов, чувствуя себя так, словно вся проблема заключается во мне самой. Словно я владела разгадкой, словно знала, что стряслось с Кэрри.
Как только ко мне вернулись силы, я попросила отпустить меня из больницы и спряталась у своего редактора Фантины де Вилат. Я провела у нее неделю, дожидаясь, когда мне позволят вернуться в «Ланкастер».
С того дня расследование не продвинулось ни на йоту. Месяц за месяцем я провожу дни в медикаментозном тумане. В отчаянном ожидании, что произойдет хоть что-то: обнаружат улику, арестуют подозреваемого, получат требование выкупа. Жду даже появления копа, который сообщит, что найдено тело моей дочери. Это безнадежное ожидание хуже всего остального. Все что угодно, лишь бы не эта пустота.
В любое время дня и ночи у ступенек «Ланкастера» кто-нибудь дежурит с камерой: хотя бы один фотограф, а чаще кучка журналистов, готовых сунуть мне под нос микрофон. Ушла в прошлое суматоха первых дней, когда меня караулили десятки репортеров, но и оставшихся хватает, чтобы отбить у меня охоту высовываться наружу.
Так называемое «дело Кэрри Конвей» перешло в разряд «происшествий, всколыхнувших всю Америку» – такова заезженная формулировка, которую информационные каналы вбивают в головы зрителям. Миновали уже все этапы: «новая загадка желтой комнаты», «трагедия, достойная Хичкока», «Агата Кристи, версия 2.0», не говоря об отсылках к Стивену Кингу, неизбежных из-за имени моей дочери, и о самых невероятных теориях, кочующих по социальным сетям.
С первого