Через три часа, наконец, в видео-разговоре с мамой, смог рассказать все, что произошло, и получил жесткое «нет».
– Ну, мам, – я округлил глаза в недоумении. – Почему?
– У нас нет такого количества денег. – Ее голос стал таким же металлическим, как у женщины-в-компьютере.
– Это бюджетное обучение,– сказал, лелея надежду, что так оно и есть.
– У нас нет возможности доставлять тебя туда, – мама привела еще один аргумент.
– Они сами доставляют… – начал, было, я, но меня перебили:
– Ты же сам прочитал, что все обучающиеся будут участвовать в «особой миссии»?! Может, вы будете подопытными?! Или того хуже…
– Они будут обучать нас, чтобы ставить на нас эксперименты? Ты серьезно так думаешь? – я поразился маминой логике.
– Все возможно, – она пригладила свои волосы, закрыв лицо руками, в то время как я зло выдохнул.
– Ну и что? Все равно меня ни один ВУЗ не возьмет из-за моих оценок по физике и химии, – привел я, как думал, свой самый веский аргумент. – А там ведется профильное обучение и…
– Я все сказала. – Даже не думал, что голос мамы может стать настолько похожим на звучание робота. – Подтягивай лучше уроки, а не мечтай о глупостях. Учись так, что бы тебя принял хотя бы один ВУЗ…
– Спасибо, мама! Ты так в меня веришь! – бросил я с неожиданной злостью и закрыл окно видео-звонка.
Я лег на кровать и уткнулся лицом в подушку, отбросив панель.
«Учи уроки! Подтягивай оценки! Не мечтай о глупостях! Конечно, легко тебе говорить, человеку, которого бабушка в физике и химии натаскала. Прилетела бы со своего Юпитера и объяснила бы мне все, что я не понимаю!» – во мне клокотала злоба. Нужен был срочный выброс энергии, пока я не взорвался изнутри.
Неожиданно для себя я вспомнил о предложении Ильи. Схватив панель, я зашел в заседалку класса (так мы называли наш чат), и через пять минут в воздухе появилось лицо Воронцова.
– Ну? – произнес он. Тон мне показался резким.
– Илья, я сегодня иду с вами, если можно, конечно, – выпалил я и понял, какую глупость совершаю. Я прикусил язык, но было поздно.
– Хорошо. Подходи к Центральному пруду к десяти часам, – голос парня стал чуть мягче.
«Комендантский час», – предупредило подсознание.
«А ни все ли равно?» – ответила злость.
– Хорошо, я буду, – ответил я и отключил звонок.
Я был зол: на себя, на маму, на все проклятые институты – на весь мир.
В десять я был на месте.
Ночь полностью поглотила город, который выставил в свою защиту фонари. Лязг вагонов и шум машин утихли, как и птицы, уснувшие на ветвях деревьев. Ветер перестал дуть, будто прилег отдохнуть в траве. Запахов заводов тоже не было слышно – предприятия закрылись до завтрашнего утра. Люди погружались в сон, гася свет в окнах домов.
Я