– Я уже знаю тебя как облупленного, а обо мне ты ничего узнать не хочешь?
Я совсем не хотел, но, ради приличия, почесал загривок, и задал первый вопрос, который пришел мне в голову.
– Ну, ладно. Кто ты по знаку зодиака?
Девушка тяжело вздохнула, и двери лифта открылись. Она так и не ответила. Судя по звукам, по лестнице кто-то бежал. Я и не додумался спросить, куда именно мы так долго шли, а только задумался над тем: бегут сверху вниз или снизу вверх. Тем местом «неподалеку», конечно, была ее квартира.
– Где у тебя здесь туалет?
– Он не работает. Идем лучше сразу в постель.
Такой расклад мне понравился. Я, конечно, согласился и сразу свалился в кровать, а она где-то там – в темноте, нащупала пульт, включила музыку, и разделась до белья, прямо у меня на глазах. Я не мешал, но и глаз не отводил. Свет был выключен, но комнату слабо освещали уличные фонари, горевшие на уровне окон. Мы поцеловались. Я притянул ее ближе к себе. Она забралась ко мне под плед и стала медленно раздевать меня, не отнимая губ. Она спросила:
– Ты любишь сверху или снизу?
Я промолчал. Музыка была подобрана верно: лямки, пряжки, застежки, узлы – все подчинилось ее мерному ритму. Танцевал я редко и плохо, но то, что происходило со мной тогда, под тем шерстяным пледом, иначе как танцем не назовешь. И, все таки, плохому танцору не положено вести, так что, как я ни старался – каждый поворот, каждое наше движение, каждый неровный вдох, был целиком и полностью подчинен её ви́дению танца. Я наблюдал за ней снизу вверх, стараясь держаться на безопасном расстоянии от момента высшего наслаждения, хоть это и было непросто. Она спросила:
– Как тебе больше нравится: медленней или быстрей?
Я промолчал. Она ускорилась. В какой-то момент у девушки вдруг перехватило дыхание, и закатились глаза. Она буквально забилась судорогами и, свалилась с кровати на ковер, крепко обхватив меня ногами. Я хотел покинуть ее, но она не отпускала, и я упал вместе с ней. Она держала меня так крепко, что, готов поклясться, в тот самый момент мне показалось, что из моего тела растет меч короля Артура, по какой-то причине, не воспринимающий меня в качестве достойного претендента. Музыка становилась быстрее, как будто бы ее воспроизводил не проигрыватель, а тело девушки, и мне оставалось лишь подчиниться. Когда судороги прекратились, она со страшными стонами выгнулась, вскрикнула и, сперва взвизгнула, затем завыла, и, наконец, стала ЛАЯТЬ. Лай, вперемежку с судорогами, разливался по комнате, и через открытую форточку выбирался на улицу, застревая среди деревьев и отскакивая от стен ближайших домов. Она держала меня так крепко, впиваясь в тело ногтями, что по спине, смешиваясь с потом, ручейками бежала кровь. Лай прекратился, но собачий вальс должен был продолжаться, и мы летали по душной комнате, как влюбленные Марка Шагала, случайно влетевшие в нее вместе со сквозняком через пресловутую форточку, роняя предметы, потерявшие свое значение, и обмениваясь запахами наших потных тел. Поцелуи ползли сверху вниз, оставаясь на память красно-синими отпечатками дикой блаженной улыбки, а за ними ползли мурашки. Едва ли не вгрызаясь зубами, она сорвала с моей шеи цепочку с крестиком и сплюнула в сторону. И плоть, свободная