Богуруслан, послевоенное детство. Валентина Михайловна Фонина

(была карточная система), и вот однажды приходим в тот двор, где это происходило, а двор усыпан бумажками. Люди, счастливые, кидают свои карточки, и их разносит ветром. Карточная система закончилась, начались долгие стояния в длинных очередях за хлебом. Все годы (конец 40-х и 50-е) я только и знала, что стояла в очередях за хлебом – и в магазине «Красные бойцы», и в центре (где сейчас дворец культуры), и в Рязановке (где гостила летом). Запомнился один мальчик, он тоже, видимо стоял в очереди. А ждать было долго. Мы, дети находили себе игры, уходили от магазина в соседние дворы. И вот во дворе напротив мальчик лет пяти присел покакать, и у него выпала прямая кишка. Мне на него указали другие дети. Малыш сидел на корточках и плакал. Я помогла, как умела: подошла и своей рукой осторожно стала заправлять кишочку. Помню, что она была в пыли.

      Так вот о Петьке. Было ещё одно грандиозное событие в 1947 году: не только отмена карточек, но и смена денег. Старые деньги мне были знакомы. Петька показывал мне рубль, мы его тщательно рассматривали: в углу купюры был изображён солдат в каске. И вот Петька собрался на рыбалку и я за ним. А ему надо было отвязаться от меня, он и говорит: «Вот тебе рубль, беги за мороженым». Я знала, что деньги эти уже безполезные и говорю Петьке об этом, а он: «Сегодня ещё можно, а завтра будет нельзя». Бежать надо было «в город», то есть два квартала вверх. У меня только пятки засверкали. Выбегаю на улицу Революционную к зданию прокуратуры, где обычно стоял лоток: стол, весы, стаканчики вафельные и на тротуаре бочка со льдом, а в середине ёмкость с мороженым. Подлетаю к молоденькой продавщице, а рядом с ней стоит молодой человек и они «заигрывают». (Это я уже понимала). Продавщица и говорит: «На эти деньги вчера можно было купить». Как? Обман! Ложь преднамеренная! Я кидаюсь со всех ног, чтобы раскрыть коварство и догнать беглеца. И, конечно же, не застаю. Орала я на весь квартал. Клавдия Ивановна при всём том присутствовала. Петька Маленький был пронырой, страшным хулиганом, чуть ли не бандитом. В моде были наколки. Петька и его друзья были очень увлечены этим занятием. Накалывали себе рисунки на груди, на спине, на руках. Им никто не мешал. Взрослых дома никого не было. Я пристала к Петьке: выколи, да выколи мне что-нибудь. «Ну что тебе выколоть, Валя?, -Ну, ладно, давай, а ты матери не скажешь?» – «Нет». Вот он на правой руке и выколол мне букву «В». Кожа вспухла, было больно. И так как я Петьке обещала его не выдавать, то когда с работы пришла Клавдия Ивановна, то я от чистого сердца решила реабилитировать Петьку. Я руку за спину заправила и убедительно говорю: « А мне Петька ничего не выколол». – «Как?! А ну покажи!» Петьке была трёпка. Прошли годы. Мы жили с Анной Тимофеевной. Стала я стыдиться своей отметки на руке. Прятала руку, носила длинные рукава. Однажды на занятии в детской спортивной школе, куда мы с девчонками ходили заниматься лёгкой атлетикой, мы тренировались в саду Нефтяников: «На старт, внимание, марш!» и преподаватель учил, как надо ставить руки на полосу. А я правую руку разворачиваю, чтобы он не увидел. Он, наверное, увидел,