Ян был в свободных светлых брюках, босой, словно какой-нибудь святой мученик, сошедший прямо с облака на землю, несущий за собой свет и благословение господа. Эти длинные жилистые ступни… На них хотелось смотреть непрерывно и без стыдливости. Будто раскроешь какую-то тайну, наблюдая за тем, как кожа обтягивает суставы и мышцы.
Молодой мужчина легко подхватил чайник, набрал воды и поставил на плиту. Зашумел синий цветок огня, облизывая ржавое дно, испаряя лишнюю влагу. Не обратив внимания на Фаину, сосед нашел свою кружку и принялся тщательно мыть ее под тугой струей воды. Как всегда, в его жестах было некое таинство. Словно лишь ему одному во всем мире известны самые точные движения, самые выразительные взгляды, самые верные слова… и он не имеет права тратить их просто так.
Ян вел себя непринужденно, позволял наблюдать за собой и ничуть не интересовался зрителем. Прирожденный актер. Может, зря он отказался от роли в спектакле? Прав был тот парниша – дьявола должен играть только такой ублюдок, как Ян.
Гладкая матовая кожа его спины, груди и рук бросалась в глаза как нежный медовый бисквит на пустом прилавке. Она должна быть сладкой на вкус, уверяла себя Фаина, настойчиво глядя в книгу и не разбирая ни строчки. Она обязана быть сладкой, как нуга или карамель. Или как белый шоколад.
Ян неожиданно громко прочистил горло, будто в тишине зарычала собака, срываясь на лай. Фаина вздрогнула, подпрыгнув на стуле, подняла глаза на соседа. Тот едва улыбался, будто слышал все, что она подумала. Но это, разумеется, невозможно. Просто игра воображения. Ее фантазию поймали с поличным. Вы арестованы за желание укусить человека. Все, что вы подумаете, будет использовано против вас на суде божьем. Аминь.
Присмотревшись, девушка разглядела на спине Яна свежие царапины, а на левом плече – след зубов. Значит, кто-то уже попробовал его на вкус. А ему все равно, щеголяет с обнаженным торсом и глазом не моргнет. Фаине стало противно, в голове пронеслись вполне естественные картинки совокупления с очередной дурехой, что радостно раздвинула перед ним ноги и вскоре была выброшена, как использованный презерватив.
Фаина скривилась, чего юноша не заметил, но сделала бы то же самое, даже если бы он наблюдал за нею. Представить этого насквозь фальшивого человека в порыве страсти было затруднительно. Как это существо может любить? Целовать кого-то? Гладить по волосам, шептать на ухо, быть нежным?.. Разве есть в нем хоть одна искренняя черта, кроме высокомерия?
Ожидая закипания чайника, парень сомкнул руки в кольцо над головой, зевнул, потянулся, хрустнул позвонками. От натяжения кожи на мгновение прорисовались несколько ребер. Обыкновенный, вроде бы, человек. Зевает, кости есть. Внутренние органы, пожалуй, тоже, раз уж он питается. Все это глупо, конечно, но ничто так не напоминает нам о человечности и, в первую очередь, смертности, как подчеркнутая физиологичность.
Фаина