1. УМ – умный мир, или мир будущего, в котором все хорошо, процветает полиамория и университетские свободные занятия, где люди сами решают, когда умереть, исключая экстренные случаи типа болезней или глубокой старости.
2. ИМ – интеллектуальный мир, с кринолинами и канделябрами, стихами и научными изысканиями, арт-объектами и прочим красивейшим и разумнейшим наполнением.
3. МЭС – мир эротики и секса, его можно было бы назвать СМ, садо-мазо, если бы не контроль и управление процессом женщинами.
4. ММ – музыкальный мир, где люди не говорят, а звучат.
5. АМ – мир агрессии, там долго не пробудешь, вот и мы не смогли.
6. ХМ – хороший-хороший мир, там много неги, приятности, теплоты и красоты.
7. ОМ – наш обычный мир, просто обычный такой… мир.
I
Я здесь навсегда
– Аааа, ааааааа! О, ух… Ффффуууух… аааааа…
– Уа, уа, уааааа, ля, ля, кх-кх, уаааа!!!
Неужели-то уже? Уже ль?!
Ой, не могуууу… Но… Смогла же?
Такая гордость обуяла меня!
Такая усталая гордость.
В таких адских условиях…
Почему, кстати? Почему? Чего ради я стала рожать сама, как в средневековье?
Ладно, это мне еще предстоит выяснить. Отчего ж я стала – или меня стали – непонятно вовсе. Почему разговаривают как-то не так, как… как в средневековье! Белые халаты эти. Крики. Мази, пеленки, кремы, какие-то штуки футуристические – ой, наоборот, это как назвать? Средневековые тока. Средневековые!
Попала я в средневековье, попала – и родила тут. После того, что случилось в Галерее это – самое странное или… страшное. Или и то, и то. В общем, я поговорю потом… Кстати, что это за штука, не могу понять! Огромная какая-то, еле держу… Но диктофон в ней есть, и слава тебе боже. Наговорюсь хоть, напишусь всласть. Все расскажу, но не сейчас, а то тетка смотрит, ухмыляется. Чего ухмыляешься? – поди ж ты, обиделась, ушла. Перестала лягушонка моего обтирать, бросила мне на грудь. Ишь, присосался. Пойду, покормлю. Это приятно! Хоть не так болит внизу…
Чмок-чмок. Все сосет, лягушонок мой милый. Как я его назову? Мы с Гео придумали, что будет Сержик. Пусть и будет. Где-то теперь Гео, светлый мой? Ах… Последнее, что помню – напалм по узкому коридору, он впихивает меня, упихивает с этим животом в клеточку-комнатенку, сам остается там. Я не знаю, сжался ли он. Хочется думать, что нет: он же работал в противонапалмовом комитете, как раз и оборудовал такие клетушки в стене, и должен был быть пропитан противонапалмовой жидкостью с ног до головы… Но… он говорил, что ленится, что ему не хочется все время «предохраняться», чему быть, того не миновать – и все такое… Надеюсь, что Гео жив! Хотя, что мне-то до его жизни где-то там, раз я – здесь, в тупорылом средневековье, где даже когда мочизбургер попросила – зенки вылупили на меня, как на сумасшедшую! Пришлось тащиться в туалет и душ самой. Туда же спустя минуту зарулила девушка в белом халате. Не обращая внимания на огромный пельмень, комок плоти, истекающий кровищей, в который я превратилась после родов, она… красила глаза перед зеркалом! Жуть – вот в этом: я – комок, она – тельце. Ухоженное, с глазами и ресницами.
И без мочизбургера.
Черт, у меня ж были в сумочке, только когда я ее обратно получу – непонятно! Маман приходила, тоже с зенками.
Она-то может!
У нее глаза круглеют вместе с лицом.
Да она вся круглеет.
И тишает.
И говорит тихо, вкрадчиво, причмокивая всякими согласными, так неприяаааатно!
И называет как-то по-идиотски. Мол, Иулечка, детка, все пройдет, это стресс у тебя, выпей водички.
Иулечка!
Я ее спросила, мы что, мол, в улье живем, раз я Иулечка? В этом мире все возможно. В улье! – засмеялась маман, говорит, пчелка ты моя ненаглядная!
Пчелы есть, кстати, пчелы еще есть. И муха тут живая, настоящая ходила прям по окну, я увидела – офигела! Не, сначала услышала: «Ззззз!» – сквозь чмок-чмок. Долго следила с отвисшей челюстью. Маман пришла, говорю: «Эт чо такоэ?!» Она ее полотенцем выгнала, удивилась, что я удивилась.
Удивляется по полной тут.
Говорю же – средневековье, бл…
Привыкнуть сложно. Врачи орут ходят, каламбурят, медсестры тихо втирают, что и как надо подмывать-подкладывать – видимо, на них тоже орут врачи. Не каламбурят. Может, трахают кого. Вот тут один ходит, такие сальные шуточки отпускает, аж лежа поскальзываюсь. Наверняка в каптерке пялит сестричек. А чо…
Ой, я и думать боюсь об этом со своим разорванным входом и нутром, пружинно подскакивающим при каждом сосе Сержика. Девки в соседних палатах стонут, что мужики – козлы. Ну, нет, не все, конечно, думаю. И не везде. У нас вот облегчили роды до предела, все тип-топ. А их жалко. Дура я, собиралась рожать «как в деревне»: мы ведь с Гео жили у тамошних хиппарей, они там как раз как в средневековье,