Мы дошли до машины, и я с блаженным вздохом упал на сиденье.
– Чего ты соображать-то собрался? – угрюмо осведомился Серега. Веснушки в сумраке салона почернели, сделав его лет на пять старше.
– Соображать никогда не вредно, – я достал написанный тезкой телефон и, скомкав, сунул Сереге за шиворот.
– Сам прикинь. Чего было обижать парня? Он зуб потерял, хоть и с дуплом.
– Он зуб, а ты – сознание,
– Сознание – что! Потерял и снова нашел, а зуб – это уже навсегда. Потому что из фарфора, Сергунь, только чашки хорошие делают, а зубы должны быть свои собственные.
Он заулыбался, дурак такой, и я вдруг понял, что этот похожий на суслика подросток по-настоящему привязан ко мне. Где-то по-своему даже любит. Я тоже расплылся. Хорошо, когда тебя любят. Особенно, когда ты слаб, немощен и болен. Сильных легко любить, а вот слабака какого-нибудь, пьяного в зюзю или недобитка раненного – этих любить всегда не просто. Так-то, братцы кролики…
***
Катька охнула, но в обморок рушиться не стала. Все-таки не башня – не Невьянская и не Пизантская. Сказав Сереге: «Эх, ты, а еще друг…", она пошла готовить примочки. Серега поглядел на меня страдальческими глазами и жалобно попросил:
– Я приму у вас душ? В общаге опять ни горячей, ни холодной.
Я великодушно кивнул. Мне что, – воды Катькиной жалко? Льется себе и льется.
Есть не хотелось, хотелось пить. Чего-нибудь кислого, потому как сотряс – то же похмелье. Его надо окислять – и по возможности активно. Поэтому я нацедил в стакан апельсина с лимоном, разбавил водой и выдул одним махом. Рухнув в кресло, включил магнитофон и напялил на голову наушники. Что-нибудь тихое и вдохновляющее – вот чего мне сейчас хотелось. Какой-нибудь Патрисии Каас, к примеру, Дассена или «Реквием» Моцарта. От последнего всегда торчу, хоть и не писал маэстро партий для электрогитары. Упущеньице, конечно, но простимо. Не было во времена Амадея электричества. Не придумали еще. Свечки жгли с лучинками, а вместо электрогитар – на скрипках наяривали да на органах. Тоже, кстати, хороший ход, потому как орган по сию пору – самый «роковый» инструмент. Круче не изобрели. Да и скрипку не всякий синтезатор передразнит. Потому как слабо.
Короче, кассету я извлек с нужной наклейкой, однако заиграл почему-то не Моцарт, а «Мунлайт ин Москоу» Криса де Бурга. Этого ирландца я тоже уважал. Ирландцы – вообще талантливый народец. Дружок мой Вараксин как-то утверждал, что талант – закономерная черта всех угнетаемых племен. Вроде компенсации за невеселую жизнь. И те же гонимые поляки в труднейшие из своих времен подарили миру Митцкевича, Шопена, Огинского. Ирландцы тоже сплошь и рядом удивляют музыкальным даром. Может, и правда, что, не пострадаешь, не поешь? В смысле, значит, не сотворишь… В общем пока я балдел от аглоязычного музона, Катерина потихоньку раздела меня и уложила на застеленный