Положил в мешок ещё горшочек с чагой, пару чашек, взял дротик и пошёл к соплеменникам. Муська, понятное дело, увязалась за мной.
Вижу Тоя в доспехах и с мечом в руке. В груди растёт досада: «Вот павлин! На войну собрался?! Ему покрасоваться, а конкуренты – поставщики стратегического сырья – увидят готовое изделие и…»
Подхожу к Тою и обращаюсь:
– Вождь…
Он отмахивается, кричит на Тиба:
– Оставь ребёнка!
Та упёрлась. Ни в какую не хочет оставить кроху с Таша. Получает подзатыльник и, всхлипывая, идёт к провожающим Белок Выдрам.
Той замечает на мне рюкзак и снова за своё:
– Покажи!
– Покажу. Послушай меня!
Кивает:
– Говори!
– Не иди к чужим в доспехах.
Опять хмурится и сопит. Чувствую, отгребу.
– Нельзя им показывать! – кричу и топаю ногой.
– Нельзя… – Вдруг он соглашается и спокойно уходит к чуму.
Вокруг – тюки со шкурами и наполненные корзины. Внизу – камни и изделия из них, сверху – вяленая рыба. Всё по-умному сделано. И тюки, и корзины связаны толстой верёвкой, чтобы по паре нести через плечо.
Как только Той переоделся в шкуры, Белки пошли. Вождь, как водится, первый. Я иду замыкающим колонны, но недолго. Толо решил идти последним.
Шли молча, сберегая дыхание. И только безразличный ко всему лес озвучивал наше движение вскрикиванием соек и сорок.
Когда я почувствовал тяжесть поклажи, лес становился всё более сырым и тёмным. Сухой соснячок сменился дубовой рощей, а вскоре и ольховник замигал еле шевелящимися на ветру густыми ржавыми листьями.
Солнце наконец пробило облачную муть, и стало жарко. А вождь и не думал останавливаться. Мог бы ведь! Хотя бы для того, чтобы дать отдохнуть детям. Даже трусившая рядом Муська вывалила язык и время от времени поглядывала на меня с укором.
Часто мы пересекали уютные поляны, поросшие высокой, не по-осеннему сочной зелёной травой. «Вот здесь, здесь отличное место для привала!» – звучала в голове мысль, а мы продолжали идти.
Просветы среди деревьев становились всё ярче, и вскоре мы вышли на лужок. По нему пробирались почти вслепую среди высокого ковыля и дербенника с уже поникшими розовыми цветами, пока вдруг не вышли к обрыву. Внизу поблёскивала речушка, вся в тугих, будто масляных разводах струй. По ней плыли седые узкие листья тальника. За рекой широко расстилались сизо-зелёные заросли ивняка.
Той остановился, мы за ним. Но спустя мгновение, отвернув от кручи, он возобновил движение, а я, споткнувшись, едва не толкнул Тиса. Заметил на её спине грязные дорожки пота, услышал прерывистое дыхание.
За лугом вновь начался сосняк. И мы опять остановились. Я с трудом поборол желание привалиться спиной к сосенке. Увидел